В открытом море(изд.1965)-сборник
Шрифт:
Поздно вечером, когда в кают-компании полным ходом шло веселье, механик незаметно выбрался из-за стола, прошел к себе и, открыв кладовую, выпустил очень крупного пингвина, тайно доставленного на «Альбатрос» еще утром. А затем как ни в чем не бывало вернулся в кают-компанию и принялся за еду.
Минут через десять скучающие на мостике вахтенные были удивлены, увидев важно разгуливающего по палубе пингвина. «Откуда он взялся?» — не могли понять они. Но делать было нечего — раз на корабле появился столь редкий гость, то долг морской вежливости обязывал принять его как следует. Один из вахтенных
— Разрешите узнать: вам кто нужен?
Пингвин произнес какой-то каркающий звук.
— Ага, вы к Николаю Семеновичу, — сообразил моряк. — Очень приятно. Прошу в кают-компанию.
И пингвин, точно поняв приглашение, вприпрыжку последовал за ним. Для большего эффекта вахтенный широко распахнул дверь в кают-компанию и объявил:
— Товарищи! На борт прибыл приветствовать юбиляра представитель жителей Антарктики!
Храброго пингвина привлек свет. Он перепрыгнул через комингс и очутился в кают-компании.
Пернатый гость был похож на дипломатического представителя, одетого во фрак. Спина и короткие крылья у него были черного цвета, а удивительно белые грудь и живот напоминали накрахмаленную манишку. Пингвин имел очень солидный вид и до забавности серьезную длинноносую физиономию.
— О-о! Рад видеть! — воскликнул Николай Семенович. — Это действительно полномочный представитель коренных жителей Антарктиды! Прошу к столу.
Моряки подхватили пингвина, усадили его на почетное место в кресло, налили бокал вина и подвинули тарелку с едой. Гость сбоку взглянул на поблескивающие кильки и что-то прогоготал по-своему.
— Николай Семенович, а вы, случайно, пингвиньего языка не знаете? — не без ехидства спросил старший механик. — Переведите, пожалуйста, что он нам говорит?
— С величайшим удовольствием, — сказал ученый. — Наш редкий в этих краях гость, делегат императорских пингвинов, передает нам, жителям другого края земли, жгуче-морозный привет! Он говорит, что рад видеть советских людей, предки которых открыли материк у Южного полюса и первыми увидали со шлюпов «Восток» и «Мирный» Антарктиду!..
Сидящие за столом захлопали в ладоши, а пингвин оживился и начал картаво гоготать.
Николай Семенович понимающе кивал и продолжал «переводить» речь пингвина:
— Мы, пингвины, — единственные существа, пережившие обледенение Антарктиды. Когда уйдут отсюда все корабли и киты, когда улетят птицы и опустятся на глубину рачки, здесь останемся только мы, тюлени да снежные буревестники. Льды начнут надвигаться на океан, они сплошь закроют его просторы — и наступит долгая полярная ночь. Сурова и страшна наша антарктическая зима. Ураганные ветры дуют неделями, океан покрывается торосами, а морозы доходят до шестидесяти градусов. И вот в эту лютую пору мы рождаемся, чтобы жить на обледенелой и всеми покинутой земле...
Наш пингвинский народ очень дружен. В дни самых свирепых холодов мы всей колонией сбиваемся в кучу и, тесно прижавшись друг к дружке, высиживаем в темноте птенцов. Яиц на всех не хватает. Но ради солидарности каждый из нас держит между лапами в специальной складке круглую льдину или камень. Гнезд мы не устраиваем. Яйцо, положенное на лед, мгновенно остынет и замерзнет. Поэтому
Моряки попытались, но безуспешно, угостить пингвина и затем гурьбой пошли его провожать.
Марсовый матрос с кочегаром осторожно опустили пингвина на воду, и тот, казалось, уплыл в темноту. Однако через некоторое время, видимо поднявшись по туше убитого кита, который был привязан к борту, пингвин опять очутился на палубе и гоготом известил о своем появлении.
— Чего это он вернулся? — не понимали моряки.
— Видно, решил в китобои поступить, — догадался кочегар.
Пингвин не желал уходить с корабля — его несколько раз отправляли за борт, но он неизменно возвращался назад.
Моряки решили оставить его у себя.
Весь вечер пингвин важно расхаживал по палубе, заглядывая во все закоулки, а на ночь устроился спать у обледенелого чехла гарпунной пушки.
На другой день моряки попробовали накормить гостя белым хлебом и селедкой, но он, шипя, стал отбиваться от них крепкими и жесткими крыльями.
— Значит, сперва выпить желает, — сообразил марсовый матрос. — На сухую глотку еда не идет.
Он принес в железной кружке немного портвейну. Но и от вина пингвин отворачивался.
И на другой день пингвин ничего не ел и больше не расхаживал по палубе, а понуро сидел на мостике. Это обеспокоило Николая Семеновича. Ученый внимательно осмотрел и даже ощупал птицу.
— Эге, Гогоша, линять начинаем! — сказал он. — И желудок разбух. Может, вам прописать океанской водички?
С помощью двух матросов он спустил птицу за борт.
На воде Гогоша оживился: он нырял, плавал и охорашивался.
— Оставим его здесь. Пусть живет на воле, — решил Ломтев.
Но стоило китобойцу двинуться с места, как пингвин с криком бросился за ним вдогонку. Он старался плыть той же скоростью, но вскоре начал отставать, выбиваться из сил. Видя это, моряки сжалились над ним и подобрали на борт.
Линяющий пингвин прижился на «Альбатросе». Он ел только рачков-черноглазок да китовое мясо, смоченное в морской воде. Самостоятельно клевать еду с палубы Гогоша не умел: ему мешал солидный живот. Птицу приходилось кормить с рук. И чаще всего этим делом занимался Николай Семенович. Поэтому пингвин с забавной торопливостью ковылял на его зов и ходил за ученым сл е дом, как собачонка.
Когда Ломтев отправлялся на флагманское судно работать в лаборатории или читать лекции китобоям, то захватывал с собой и Гогошу. На пингвине наглядно можно было показать, как природа помогает приспосабливаться птицам и животным к жизни при очень низких антарктических температурах. Все мешковатое и неуклюжее тело Гогоши, от головы до перепончатых пальцев коротких ножек, было покрыто толстым слоем сала и плотными мелкими перьями. Пингвин даже перья менял не так, как все птицы, его тело ни на секунду не оставалось открытым: каждое новое перо сидело непосредственно под старым и при росте выталкивало его.