В ожидании счастья

Холт Виктория

— Я? Но я ничего не смыслю в государственных делах!

— Увы! Это тоже правда. Вы боитесь их. Вы позволяете себе быть пассивной и зависимой.

— Я уверена, что никогда не пойму, чего ждут от меня.

— Найдутся те, кто сможет направить вас. Вы должны научиться осознавать свою силу.

Во время Великого поста аббат де Бова произнес проповедь, о которой вскоре заговорили не только в Версале, но, боюсь, что и в каждой таверне Парижа. Казалось, все предчувствуют, что дни короля подходят к концу, и как будто вся страна ждет его смерти. Наверняка аббат не осмелился

бы на такую проповедь, если бы король чувствовал себя хорошо. Я совершила открытие, узнав, что несмотря на весь свой цинизм и чувствительность, король бы чрезвычайно набожным человеком. Под этим я подразумеваю его чистосердечную веру в ад для нераскаявшихся грешников. Он вел такую же развратную жизнь, как и несколько монархов до него, и считал, что если не получит отпущения грехов, то обязательно попадет в ад. Поэтому он и волновался. Он хотел покаяться, но не спешил с этим, поскольку мадам Дюбарри была единственным утешением его старости.

Поэтому аббат и осмелился в своей проповеди выступить против короля. Он сравнил его с престарелым царем Соломоном, пресытившимся излишествами и искавшим новых ощущений в объятиях блудниц.

Людовик пытался представить дело так, будто проповедь направлена против некоторых его придворных, таких, как герцог де Ришелье, который был известен в свое время как один из самых больших распутников, или кого-нибудь другого.

— Ага! — говорил Людовик — Аббат бросает камни в твой огород, мой друг.

— Увы, сир, — хитро возразил Ришелье, — это попутно, а сколь много камней угодило в сад Вашего Высочества!

Людовик смог лишь мрачно улыбнуться на такое возражение; однако это его серьезно беспокоило. Он пытался заставить замолчать беспокойного аббата единственным способом, доступным для него, — пожаловав ему сан епископа. Этот сан аббат с радостью принял, но в своих проповедях продолжал высказывать гневные предупреждения. Он даже зашел так далеко, что сравнил роскошь Версаля с жизнью крестьян и бедняков Парижа.

— Еще сорок дней, и эта Ниневия будет уничтожена.

Смерть витала в воздухе. Мой очаровательный дедушка заметно изменился. За последние месяцы он сильно располнел, лицо его избороздили морщины, однако он сохранил свое обаяние. Я вспоминаю, как он был потрясен однажды при игре в вист. Один из его старейших друзей, маркиз де Шавелен, когда игра закончилась, поднялся из-за столика и пошел поговорить со светской дамой, сидевшей неподалеку. Совершенно неожиданно его лицо исказилось, он схватился за подбородок и… оказался лежащим на полу.

Дедушка поднялся: я видела, что он пытался что-то сказать, но слова застревали у него в горле.

Кто-то сказал:» Он мертв, сир «.

— Мой старый друг, — пробормотал король и вышел из комнаты, направившись прямо в свою спальню. Мадам Дюбарри вышла с ним; она была единственным человеком, который мог утешить его; и все же я знала, что он боялся удерживать ее возле себя из-за опасения умереть так же внезапно, как его друг маркиз, — со всеми своими грехами.

Бедный король! Мне очень хотелось утешить его. Но что я могла сделать? Я олицетворяла молодость, а это неизбежно напоминало ему о собственном возрасте.

Все складывалось так, словно судьба смеялась над ним. Аббат де ля Виль, которого он недавно повысил в сане, пришел поблагодарить его за продвижение.

Его допустили к королю, но прежде чем он успел начать благодарственную речь, с ним случился удар, и он упал замертво к ногам короля.

Это было выше того, что король мог вынести. Он заперся в своих покоях, послал за своим духовником, а мадам Дюбарри очень встревожилась.

Аделаида была в восторге. Когда мы с мужем посетили ее, она рассказывала о том, какую греховную жизнь вел король, и что если он хочет получить место в Царствии небесном, то должен заставить эту блудницу без промедления упаковать свои вещи. Она была настроена воинственно, как генерал, а ее сестры выступали в качестве послушных капитанов.

— Я говорила ему много раз, — заявляла она, — что время не ждет. Я направляла к Людовику посыльную и просила его удвоить молитвы. Мое сердце не выдержит, если, достигнув Царствия небесного, мне придется убедиться, что мой любимый отец, король Франции, не допущен к вратам рая.

Однажды, вскоре после кончины аббата де ля Виля, королю по дороге встретилась похоронная процессия. Он остановил ее и пожелал узнать, кто умер. На этот раз оказалось, что это не старый человек, а молодая девушка шестнадцати лет, что тоже выглядело зловещим. Смерть могла поразить его в любой момент. Он находился на середине седьмого десятка.

Сразу после окончания Пасхи мадам Дюбарри предложила ему спокойно пожить несколько недель в Трианоне. Наступила весна, в парках было прекрасно. Это была пора, когда следовало забыть о мрачных мыслях и думать о жизни, а не о смерти.

Она могла всегда заставить его смеяться, поэтому он отправился с ней. Он даже ездил на охоту, однако ему очень нездоровилось. Мадам Дюбарри готовила ему лекарства, а он постоянно повторял, что ему нужен только отдых и ее общество.

На следующий день после его переезда я находилась в своих покоях и занималась игрой на арфе. Неожиданно вошел дофин. Лицо его было мрачно. Он тяжело опустился в кресло, и я подала знак своему учителю и его помощникам оставить нас.

— Король болен, — сказал он.

— Болен серьезно?

— Нам не скажут.

— Он в Трианоне, — сказала я. — Сейчас же отправлюсь к нему. Я сразу его вылечу. Он скоро будет вновь здоровым.

Муж посмотрел на меня с горькой улыбкой.

— Нет, — сказал он, — мы не можем пойти к нему, пока он не пошлет за нами. Мы должны дождаться разрешения посетить его.

— Этикет! — прошептала я. — Наш любимый дедушка болеет, а мы должны ждать, соблюдая этикет.

— Ла Мартиньер наблюдает за ним, — сказал мне Луи.

Я кивнула. Ла Мартиньер был главным врачом короля.

— Нам ничего не остается, как только ждать, — сказал муж.

— Ты очень встревожен, Луи.

— У меня чувство, что на меня словно свалился весь мир, — ответил он.

Ла Мартиньер после осмотра короля, несмотря на возражения мадам Дюбарри, со всей серьезностью настоял, чтобы он был перевезен обратно в Версаль. Это само по себе было знаменательным, и мы все поняли это. Если заболевание короля было бы легким, ему разрешили бы остаться в Трианоне до выздоровления. Однако нет, его необходимо вернуть в Версаль, поскольку этикет требует, чтобы короли Франции умирали в своих государственных опочивальнях в Версале.