В ожидании счастья
Шрифт:
Проходили недели. Я продолжала хранить свой секрет. Наконец я почувствовала, что ребенок шевельнулся во мне.
Мужу следовало рассказать об этом первому. Я была столь взволнована, что не знала, как преподнести такую новость. Я знала, что и его переполнит душевное волнение. Разве он не желал этого так же, как я?
Я пришла к нему в покои с глазами, в которых сквозь слезы пробивалась радость. Увидев меня, он поднялся и обеспокоенно подошел ко мне. Улыбаясь сквозь слезы, я сказала:
— Сир, я пришла,
— Что случилось? — встревоженно спросил он.
— Он ударил меня ногой.
— Ударил тебя ногой! — на его лице появилось выражение возмущения и ужаса. Я разразилась смехом.
— Там, в животе, — ответила я. — Он еще очень мал, поэтому, я надеюсь, что Ваше Величество не будет слишком строгим…
Он взглянул на меня, и на лице его отразилось удивление, сменившееся восхищением.
— Может ли это быть? — шепотом спросил муж.
Я кивнула. Тогда он обнял меня, и в течение нескольких минут мы стояли, прижавшись друг к другу.
Мы были так счастливы, что оба заплакали.
Своей матушке я написала:
«Мадам, моя дорогая мамочка, моим первым побуждением, которому я, к сожалению, не последовала несколько недель тому назад, было написать вам о своих надеждах. Меня остановила мысль об огорчениях, которые могут быть причинены вам, если они не оправдаются…»
Я стала воздерживаться от танцев — это могло плохо отразиться на ребенке. Мне хотелось сидеть и мечтать.
Испытывала ли я когда-нибудь большее счастье? Не думаю. Ребенок — плоть от плоти моей!
Когда Арман пришел посидеть на моей постели, я была немного рассеянной и не замечала его. В моем воображении возникал образ другого ребенка. Моего собственного. Моего маленького дофина.
Я часто писала матушке о всех своих чаяниях, как я собираюсь заботиться о моем дофине, что я готовлю для него. За собой я следила. Стала медленно прогуливаться в парке Версаля и около Трианона; мне нравилось сидеть и вести спокойную беседу в своих апартаментах, слушая спокойную музыку и занимаясь каким-нибудь рукоделием. Я придумывала одежду для ребенка. Мне так много хотелось сделать для него своими руками, и уже невмоготу было ждать его рождения.
Своей матушке я писала:
«Теперь детей воспитывают несколько по-другому. Их жестко не пеленают. Они должны находиться в легких люльках или на руках. Я узнала, что как можно быстрее их нужно выносить на улицу для того, чтобы они привыкали к любой температуре и находились на свежем воздухе целый день. Думаю, что это полезно для здоровья. Я распорядилась, чтобы мой ребенок находился внизу, где будет меньше ограждений от остальной части террасы. Это поможет ему научиться раньше ходить…»
Но каким долгим казалось ожидание! Я так уставала от этого; иногда мне просто нездоровилось от нетерпения.
Мой
Шел август. Вместе с мужем, деверями и невестками я находилась в переполненном дворцовом зале и почувствовала некоторую усталость. Я знала, стоит мне лишь только встретиться взглядом с Людовиком, он тут же распустит собравшихся. Он всегда проявлял заботу о моем самочувствии и очень боялся, как и я, что можно нанести вред ребенку.
Тогда это и произошло. Он находился на близком расстоянии от нас, и никто не знал его — ни мой муж, ни его братья. А я знала. Было достаточно одного взгляда на это необычное и самое прекрасное лицо, на резко контрастирующие белокурые волосы и темные глаза, чтобы я перенеслась на давнишний бал в оперном театре, где, еще будучи дофиной, я танцевала в маске… пока не раскрыла себя.
— А, — воскликнула я непроизвольно, — здесь присутствует один старый знакомый.
— Мадам! — Он стоял передо мной, низко склонившись к моей руке. Я почувствовала прикосновение его губ к своим пальцам и была счастлива.
— Граф де Ферзен, — произнесла я неосторожно.
Он был счастлив, что я помнила его. Другие, наблюдавшие за мной — разве они не всегда наблюдали за мной? — были удивлены и, разумеется, не оставили этот факт без внимания.
Он немного изменился с нашей последней встречи, но ведь я тоже изменилась. И я, и он повзрослели. Я попросила его рассказать, что с ним произошло после того бала в оперном театре.
Он сказал, что побывал в Англии, затем в северной Франции и Голландии, прежде чем вернулся в Швецию, в свой замок Лефстад.
— И вы были рады вернуться домой? Он улыбнулся; у него была самая очаровательная улыбка, которую мне когда-либо приходилось видеть.
— Двор Швеции показался мне немного скучным после двора Франции.
Я была довольна, поскольку любила похвалы.
— Но ведь это ваш дом, — напомнила я ему.
— Я так долго отсутствовал… Брюссель, Берлин, Рим, Лондон, Париж…. особенно Париж.
— Я польщена, что наша столица понравилась вам.
— Здесь есть что-то такое, что… очаровывает меня, — сказал он, твердо глядя на меня.
Я была взволнована и знала, что он имеет в виду.
— У вас все же есть семья… Большая семья?
— Младший брат и сестры, но их никогда нет дома. У них у всех есть должности при дворе.
— Естественно. Однако я знаю, что значит жить в большой семье и потом покинуть ее…
Я не осмелилась говорить с ним дольше, поскольку на нас обращали внимание. Он был в достаточной степени аристократичен, чтобы понимать это.
— Мы еще с вами поговорим, — сказала я заговорщически.