В ожидании счастья
Шрифт:
Спустившись с террасы, она постояла у бассейна, глядя в него. Вода манила так сильно, что Глория сразу прыгнула, вынырнула, проплыла до стенки и, оттолкнувшись, ждала, пока ее не отнесет на мелкий конец бассейна. Потом встряхнула головой и вылезла. Теперь было хорошо.
Высушившись, она снова вернулась к себе на террасу. Тишина была полнейшая. Глория заглянула в соседний двор. В доме было темно, хозяева уехали за город. Соседи справа смотрели телевизор, голубой прямоугольник светился в проеме кухонной двери. В ее бассейне еще ходили
„Эта ночь создана для влюбленных", — подумала Глория. Тихая ночь. Безмятежная ночь. Выпить стакан вина, принять горячий душ, раскрыть постель и заключить друг друга в объятия. Но ей, Глории, это, видно, не дано. Она сама заперла свои чувства в клетку, возвела стену вокруг своего сердца. Вдруг захотелось освободиться. Вспомнился вопрос Саванны: „Что ты будешь делать, когда сын окончит школу и уедет?" Трудно сказать. Но это случится меньше чем через год. Даже если его и не возьмут в оркестр, он все равно уедет. И она останется одна. Вдруг грудь как иглой пронзила боль. Глория подняла полотенце, закрыла дверь на террасу и пошла в ванную — взять лекарство из аптечки. Когда она достала пузырек, неведомая доселе, нестерпимая боль взорвалась в ее груди.
НЕОБОСНОВАННЫЕ ПРИТЯЗАНИЯ
Глория ушла. Свой счастливый билетик я развернула только в машине. Там было сказано: „Твое счастье и твой взгляд на жизнь неотделимы".
„Не врут", — отметила я про себя и вырулила со стоянки. У светофора включила первую скорость, нажала газ, и движок вдруг смолк. Десяток раз я пыталась включить его, но все впустую. Моя машина мешала движению, и все сигналили мне. Я застряла посреди улицы и не знала, что делать. Наконец один парень на красном „ягуаре" предложил позвонить из его машины. Я позвонила в Американскую автомобильную ассоциацию. Скоро оттуда приехали и увезли мою „симку" на буксире. Оказалось, что движок сгорел. Я сама подложила себе свинью: забыла залить масло.
Домой вернулась только около десяти. На ответчике оказалось две записи — Кеннет и, конечно, мама. Голос у нее был вполне веселый, так что я решила позвонить, когда переоденусь.
— Привет, милейшая женщина, — сказала я.
— Шейла-то опять парня родила. Головастый такой. Ты представляешь? Полный дом парней.
— Когда он родился?
— Два часа назад. Я звонила тебе прямо из больницы.
— Как она его назвала?
— Не выговоришь. Джахид, Джалил, Джамал. Что-то там на Джа… Позвони сама и узнаешь. Она в больнице Святого Августина.
— Сколько весит малыш?
— Три восемьсот тридцать пять. Большой мальчик!
— А как Пуки?
— Нормально. Пока ни в какие истории не вляпывается.
— От Сэмюэла что слышно?
— Пока ничего.
— Ты уже купила мне билет?
— Билет не надо покупать. У меня для этого проездные талоны есть. А что?
— Послушай, ты очень обидишься, если я не
— Нет. Но я думала, ты хочешь Аризону посмотреть.
— Хочу, но Шейле надо бы помочь на праздники.
— Ты уверена?
— Уверена. У нее забот по горло. А потом, — я услышала ее знакомый вздох, — здесь новые курсы открываются по составлению букетов и украшений для стола. Мне страшно захотелось пойти на них.
— Сколько стоит.
— Шестьдесят долларов.
— Хочешь, это будет моим рождественским подарком тебе?
— А что, есть выбор?
— Нет, — ответила я.
— А что у тебя хорошенького?
— Пытаюсь сделать кое-какие домашние заготовки для новой работы.
— А что же надо делать?
— Часами прочесывать газеты, искать темы для программы. То, что мне кажется важно для черной общины.
— А Кеннет больше не звонил?
— Мам, прекрати. Раз и навсегда.
— Я только спросила.
— Нет, больше не звонил. Я его просила больше не звонить.
— Ты же говорила, он тебе розы на день рождения прислал.
— Ну и что?
— Мне чего-то никакие мужчины никаких роз не присылали.
— Он может себе это позволить.
— Ты иногда бываешь просто настоящей мегерой.
— Наверное так, мам.
— В этом вся твоя беда. Слишком ты жесткая. Никакому мужчине ты не понравишься, если не станешь мягче. Этот человек все делает, чтоб тебе показать, как он к тебе относится. Почему не дать ему возможность?
— Мам, слушай, ты меня доведешь своими рассуждениями о моих проблемах. Давай, раз они мои, я и буду их сама решать. Ладно? До тех пор, пока ты не сможешь предложить что-нибудь дельное и конструктивное, оставь свои ехидные реплики при себе. Мне уже тридцать семь Я устала выслушивать, что делаю не так и что я, по-твоему, должна делать. А больше всего я устала от твоих вопросов о мужчинах в моей жизни. Нет у меня мужчин! Понимаешь? И самое главное, чтобы ты знала, мне на это наплевать!
— Не сердись, Саванна. Вот ведь. Я не хотела тебя обидеть. Извини, что так получилось. Ты права.
Никогда моя мама не просила у меня прощения.
— Что ты сказала?
— Ты же слышала. Я говорю, извини. И еще, что ты права. Просто ты моя старшая дочка, и мне хочется, чтобы ты была счастлива. Вот и все.
— Я счастлива, мама. Настолько, насколько сейчас могу. Если вдруг я стану счастливее, ты первая об этом узнаешь, можешь не сомневаться. Сменим тему?
— Давай.
— Отлично. Я тебя люблю. А теперь позвоню Шейле.
— Погоди секунду!
— Что теперь, мам?
— Что ты делала в День Благодарения?
— Была в церкви.
— В церкви? С каких это пор ты ходишь в церковь?
— Я помогала кормить бездомных.
— Это хорошее дело. Ладно, иди теперь, детка. Пока.
Я уже потянулась выдернуть шнур телефона, когда раздался звонок. „Только бы не Кеннет", — подумала я, снимая трубку.