В ожидании зимы
Шрифт:
Так он стоял и дышал.
Бух – вдох. Бух – выдох…
И все вокруг него дышали так же.
Он становился частью всего этого действа. Разум растворялся в потоках радужной «ртути», тело стремилось двигаться одновременно с остальными, вплоть до совпадения малейшей дрожи пальцев, а сердце, замедляясь, бухало в лад с подземным.
Чья-то рука повлекла его прочь, а его ноги не желали уходить – заплетались и спотыкались, норовя повернуть обратно, под спокойно-зловещие, древние чары желтолицей женщины в белом, которая – постижимо ли уму? – сидела так уже более тысячи лет.
…Он выплыл из наваждения, когда упругий холодный ветер откинул
– Некоторые полагают, что Махруд жива, просто погружена в подобие беспробудного сна, когда телесная жизнь приостанавливается, но душа не покидает землю, – коснулся его слуха голос Дамрад, приглушённый ветром. – И что она может вернуться, чтобы помочь навиям в лихую для них годину. Не знаю… Казалось бы, куда уж хуже? Навь покрыта шрамами и незаживающими увечьями, дыры образуются одна за другой, и тысячи навиев гибнут, прежде чем мудрые жрицы успевают создать для очередной прорехи заплатку. По моему разумению, более лихие времена трудно себе вообразить. На месте Великой Жрицы я бы давно вернулась! Но она не возвращается. Что ж, пусть те, кто хочет верить, верят в это.
*
Пламя светочей озаряло искрящиеся ледяные сокровища пещеры, казавшейся бесконечной. С потолка свисали мерцающие занавеси застывших водопадов, пушистые сгустки инея, полупрозрачные бороды сосулек, а с пола тянулись вверх причудливые выросты, до оторопи напоминавшие целые семейства людей, обращённых в ледяные столпы смертоносным касанием клинка из хмари – мужчин, женщин, детей. Вранокрыл, ёжась от холода и поскальзываясь, пробирался среди каменных и ледяных глыб следом за ловкой Дамрад, которая горной козочкой скакала по всем этим препятствиям. Шестеро Марушиных псов бесшумно сопровождали их.
В потолке пещеры раскинулось небывалое чудо – небольшое перевёрнутое озерцо. В обрамлении из застывших водопадов колыхалась водянистая поверхность, и Вранокрылу показалось, будто его подвесили за ноги вниз головой: слишком невероятной казалась мысль, что он стоял на полу, а водное зеркало блестело над ним. Но, тем не менее, это было так.
– Вот мы и пришли, – сказала Дамрад, и пещера окрасила её голос в звенящие ледяные тона. – Это Калинов мост, вид со стороны Нави. С вашей стороны он выглядит иначе… По сути своей это такая же дыра, как и остальные, которые образовались от гнева Маруши, только открывается она не в междумирье, а в Явь. Это самая безопасная из всех дыр. Мы её закроем, когда великое переселение навиев завершится – для этого есть заклинание, которое хранится в Душе Нави. Прочие дыры мы так закрыть не можем: междумирье не даёт. Но, закрыв Калинов мост, мы можем уже не беспокоиться, что разрушение из Нави каким-то образом поползёт за нами следом и заразит Явь.
Отблеск огня светочей плясал и сворачивался у неё в глазах маленькими ящерками, дыша Вранокрылу в лицо обездвиживающими чарами. Невидимые ледяные обручи сковывали князя по рукам и ногам, а язык лежал во рту как мёртвый.
– В Яви Калинов мост окружён мороком, не пропускающим нежелательных гостей, – затягивая Вранокрыла в колдовскую бездну своего взора, сказала владычица. – Уж прости, придётся тебя снова погрузить в оцепенение и завязать глаза… Эта мера – для твоей же защиты, дабы морок не отнял у тебя рассудок.
Вранокрыл ощутил на своём теле крепкие когтистые руки навиев. Не успел он и моргнуть глазом, как на голову ему упала
…И снова – колымага, запряжённая Марушиными псами, снова полумёртвая неподвижность и тягучая дорожная тоска. Когда мешок с головы Вранокрыла сняли, он почувствовал на своих привыкших к тьме глазах, каково жителям Нави здесь, в этом мире. Небо затянули тучи, часто валил снег, но даже тусклый и пасмурный зимний день был для навиев слишком ярок. Дабы не прерывать путешествие долгими остановками, они завязывали морды отрезками полупрозрачной чёрной ткани и так бежали, везя колымагу со скоростью, какая коням даже не снилась. Владычица Дамрад днём задёргивала занавески на дверцах; малейшее их колыхание, пропускавшее внутрь свет, заставляло её хмуриться и зажмуривать веки.
– Как же вы собираетесь воевать, если наш свет слишком ярок для ваших глаз? – спросил Вранокрыл, когда язык начал его мало-мальски слушаться.
– Пусть тебя это не беспокоит, – хмыкнула она. – Мы знаем, как сделать ваш мир удобным для нас на время завоевания. А потом понемногу приспособимся. Ведь когда-то и Навь была такой же светлой, как Явь… У нас уже есть опыт привыкания к вашему свету: наши соглядатаи испытали это на себе с успехом. Не так уж много на это потребовалось времени.
Они ехали на восток днём и ночью, с короткими передышками: Марушины псы переводили дух и кормились. «Бух… бух… бух», – стучало сердце гробницы внутри у Вранокрыла, а луна сквозь дымку туч выхватывала из тьмы половину лица Дамрад – отрешённого, с сурово поджатым ртом.
Вранокрыл высунул голову из дверцы и сморщился, получив оплеуху вьюги, полную колких снежных крупиц. Его взгляду открылась сумрачно-мертвенная даль замёрзшего моря и скалистый берег, поросший соснами. Пусто, снежно и безответно…
– Белые горы придётся огибать по льду, отойдя далеко от берега, – сказала Дамрад, соскакивая на снег и откидывая плащ, полы которого нещадно трепал ледяной пронзительный ветер.
Князь стучал зубами в колымаге, кутаясь в медвежью шкуру, а владычица встречала непогоду гордо и смело – грудью, прикрытой лишь кожаным доспехом. Её глаза высветлились и поблёкли, принимая в себя суровую белизну северного морского берега.
*
«Ежели ты истинный государь и отец народа своего…»
Трясясь в седле купленного в одной из светлореченских деревень вороного коня, Вранокрыл нёс на своих плечах горький груз вызревающего решения. Дамрад пожелала ехать в колымаге одна, и князя пересадили в седло, опоясав мечом из хмари и предоставив клочок холодной свободы и зимнего одиночества для раздумий. На одном из привалов он соорудил себе из медвежьей шкуры что-то вроде тёплой телогрейки, которую теперь натянул под чёрный плащ с мехом на плечах – обновку из Нави, и теперь ветер не беспокоил его. К его поясу был пристёгнут жезл в виде рогатого волчьего черепа, искусно выточенного из смоляного камня, чёрного, как ночь в Нави, и зеркально блестящего, как отделка гробницы Махруд.
Дамрад клятвенно обещала, что не тронет Воронецкое княжество, если оно окажет ей помощь в её походе. Четыре древних павших полководца, покоившихся подо льдом, ждали встречи с пятым – живым.
Мёртвые топи раскинулись перед ними, озарённые луной и посеребрённые инеем. Редкие чахлые деревья в зимнем убранстве казались вышедшими из какой-то мрачной сказки с плохим концом.
– Так что ты надумал, Вранокрыл? – спросила Дамрад, останавливаясь у кромки замёрзшего болота, около мёртвых стеблей травы, выбеленных изморозью.