В ожидании зимы
Шрифт:
– Пей, не стесняйся, – промолвила княгиня спокойно и буднично. – Утоли жажду.
У Цветанки и правда стояла во рту полынно-горькая сушь, словно она накануне перебрала хмельного. Молоко пролилось в горло сладостно и ласково, струясь также по подбородку и капая на грудь. Пока воровка жадно пила, Лесияра негромко заметила Радимире:
– Кандалы излишни, только руки ей зря язвят. Если бы это матёрый Марушин пёс был – тогда другое дело, а эта – щеночек ещё совсем… Её наша белогорская земля и так усмиряет.
Цветанка возмущённо ощетинилась от «щеночка», но усмешка княгини была обезоруживающе беззлобной. Радимира нажала пальцами на зачарованные
– У меня к тебе только один вопрос, – сказала княгиня. – Эта Серебрица говорила что-нибудь о Калиновом мосте? Что он из себя представляет и как до него добраться? А может, ты видела его своими глазами?
– А что мне будет, коли я отвечу? – насупилась Цветанка. – Мне позволят увидеться с Дарёной?
От глаз Лесияры невозможно было ничего скрыть: они всеведущим солнцем проникали в душу и заставляли светлые ростки правды подниматься и проклёвываться наружу. Вся история отношений с Дарёной немой сутью толкнулась из сердца воровки, а раскрытая ладонь Лесияры чутко уловила этот толчок.
– Ты торгуешься, но предложить тебе взамен нечего, – промолвила княгиня. – Ежели ты любишь Дарёну, не береди ей сердце… Пусть в её памяти останется твой прежний образ, а не нынешний. Она обручена с одной из дочерей Белогорской земли и скоро станет её женой, а вашим с нею путям суждено разойтись, увы.
Эти слова вонзились под сердце воровки жгучей небесной стрелой-молнией и спалили его дотла вместе с сочащейся кровью трещинкой. «Одной из дочерей Белогорской земли», без сомнения, была черноволосая женщина-кошка, Млада. Чем же она очаровала Дарёну в столь короткое время? А может, подругу отдавали за неё силой? Рык сам собой вырвался из-за оскаленных клыков Цветанки, рождаясь в стиснутом от горечи горле…
– Ни про какой мост я не знаю, – огрызнулась она. – А ежели б и знала – ничего бы вам не сказала…
– Да я и так вижу, что не знаешь: мне достаточно тебе в глаза заглянуть, – сказала Лесияра, опуская руку на плечо Цветанки.
Солнечно-яркая тяжесть этой руки придавила воровку, и вся её ершистость сникла, как трава под дождём. Зверь внутри бесился и страдал от прикосновения светлой Лаладиной силы – до судорожного оскала зубов, до крови из лопнувших от натуги дёсен. Он хрипел, раздувал ноздри и бился в телесной оболочке, как в каменном гробу, но его злоба бурлила чужеродно, минуя сознание Цветанки. Это было нечто отдельное и самостоятельное, зверь не сливался с «я» Цветанки, ощущаясь чужаком.
– Не принуждайте Дарёну к браку, – только и смогла прохрипеть Цветанка, не зная, то ли ей плакать, то ли выть волком, то ли рвать зубами всё, что попадётся под руку. Вишнёво-карие глаза Нежаны, полные тоски, умоляли не допускать того, что случилось с ней…
– Никто не неволит её, успокойся, – ответила княгиня. – Она просто нашла здесь свою избранницу, предназначенную ей судьбой.
А холодное коварство северной зелёной зари шепнуло, договорив: «…И если этой избранницей оказалась не ты, это не твоя вина». Коготь Серебрицы провёл эту черту, за которой остались
– Судьба? – прохрипела Цветанка, силясь вырваться из-под руки, укротившей её волю. – Кто из вас читает её, кто смотрит ей в глаза, кому она являет своё настоящее лицо? А может, вы умеете подчинять её и поворачивать туда, куда вам угодно? А? Что молчите?
Это говорила не она – это бессилие стонало и исходило болью в ней. Зверь не мог вырваться, лишь измученно кашлял кровью. Настало облегчение: рука Лесияры поднялась с её плеча.
– Ты свободна, – объявила княгиня, властно приподняв подбородок. – Помочь мы тебе не можем; иди по тому пути, который лежит перед тобой – это всё, что тебе остаётся.
И, кивнув Радимире, Лесияра вышла. А начальница пограничной дружины сказала мягко:
– Ступай за мной.
Цветанке почудилось, что глаза кошки-воительницы затуманились грустью и сочувствием.
Скоро она подставила лицо под холодные поцелуи снежинок. Вокруг молчаливо слушали тишину сосны, а тонкое пушистое покрывало первого снега поскрипывало под ногами. Холод не беспокоил, напротив – замораживал душу, а вместе с ней и тоску, и боль, и растерянность.
– Мы у границы, – показала Радимира рукой в сосново-снегопадную даль. – Там, дальше – перевал, а за ним лежат земли Воронецкого княжества. Тропа отмечена верстовыми камнями со знаком солнца, их ни с чем не спутаешь… Не заблудишься, в общем.
Дыхание вырывалось из её кошачье-чутких ноздрей седым туманом, снежинки цеплялись за пряди волос и ресницы. Покой горных склонов, покрытых сосновым лесом, звучал горделиво и серебристо, как прочная струна меж небом и землёй, натянутая белогорской кудесницей от оружейного дела…
– Постарайся оставаться человеком так долго, как только возможно, – напутствовала Радимира. – Я чувствую: ты крепкий орешек, Маруше придётся попотеть, чтоб тебя разгрызть… Но многое будет зависеть от твоих усилий и знаний, как сберечь человеческое в себе. Первое – имя. Сохрани его, ни при каких обстоятельствах не принимай другого. А позволишь себя переименовать – часть твоей души уйдёт вместе со старым именем. А второе… – Радимира отвязала от пояса баклажку вместимостью с кружку и протянула Цветанке. – Это отвар яснень-травы. Принимай его хотя бы по глотку раз в пару седмиц: он поможет тебе продержаться дольше и отгонит хмарь от твоего разума и души. Это всё, чем мы можем тебе помочь.
Баклажка была обтянута кожаным чехлом с ремешками. Цветанка вынула пробку и втянула ноздрями знакомый горьковато-медовый запах чудесной травы, которой бабуля спасла целый город от морового поветрия… Вот только подействовал этот запах на неё странно, не так, как раньше: если прежде он вливал бодрость в тело и ум, пробуждал силы, то сейчас горло будто сдавила невидимая беспощадная рука – ни охнуть, ни вздохнуть. Спящая под снегом земля качнулась под ногами.
– Осторожно, – сказала Радимира, возвращая пробку на место. – Теперь этот отвар для тебя – яд, но коли станешь принимать его изредка по маленькому глотку, он поддержит в тебе твою человеческую суть… Несколько дней после каждого приёма отвара ты будешь хворать, как и от любого другого яда, но с этим придётся смириться, коль не желаешь всецело отдать свою душу под власть Маруши слишком скоро. Будь осторожна: ежели выпьешь сразу много – это тебя сгубит. Когда отвар кончится, отыщи яснень-траву и сделай новый. Мало этой травы ныне осталось… Рви её в рукавицах, чтоб руки не обжечь, а отвар настаивай семь дней…