В ожидании зимы
Шрифт:
«Где ты витаешь? – проворчала тем временем Серебрица. – Шей уже давай!»
Чтобы хоть как-то отблагодарить её, Цветанка принялась накладывать стежки с особым усердием и осторожностью. Она старалась изо всех сил, чтобы швы получались как можно тоньше: это дало бы будущим шрамам возможность пролечь не так уж заметно и безобразно. Все раны она сшила самым тщательным и кропотливым образом, после чего уселась и возвела на Серебрицу преданно-щенячий взгляд:
«А теперь ты меня отведёшь к матушке?»
Та устало привалилась к большому камню спиной.
«Нет, на сегодня с меня хватит беготни… Ты дашь мне отдохнуть и оправиться от ран, глупое
И, подложив комок из своей одежды себе под голову, Серебрица улеглась прямо на каменный пол пещеры. Цветанка, устыдившись своего чрезмерного нетерпения, скинула свитку и укрыла ею Серебрицу, а сама устроилась на лежанке из листьев. Снаружи уже брезжило утро: синий свет струился сквозь входной проём пещеры.
Сначала жгучий голод не давал воровке заснуть, и лежанка порядком рассыпалась от её частых переворотов с боку на бок. Внутри словно горел кусок раскалённого железа. Стоило Цветанке закрыть глаза, как во тьме сомкнутых век начинали плыть освежёванные кабаньи туши, утки и гуси, бараньи ноги… Потом – гора блинов с тающим на вершине куском коровьего масла, большой горшок каши с куриным мясом, а потом видения начали принимать всё более причудливые формы. Цветанке мерещилась целая коровья туша, в выпотрошенное брюхо которой был всунут кабан, начинённый утками, а каждая из уток, в свою очередь – печёными яблоками… Став волком, Цветанка отрывала мясо огромными кусками, набивая полыхающее пожаром нутро, а голод всё не угасал. Затем перед ней выросла огромная, величиною с дом, куча зажаренных целиком барашков, и Цветанка-волк, глотая одного за другим, увеличивалась в размерах. Став выше самой высокой горы, она глотала целые деревни вместе с жителями и домашней скотиной, пожирала стада на пастбищах, а стаи гусей влетали к ней в пасть, как мошкара…
А потом ей вдруг стало легко. Голод исчез, потому что и тела не было. Цветанка стала прозрачной и быстрой, бесплотной, как мысль, а вокруг неё сомкнули радужные крылья три жар-птицы – Вчера, Сегодня и Завтра. Зыбкая, невообразимая Единовременность, разрывающая привычное к телесности сознание, окутала её облаком с картинками, среди которых Цветанка увидела нечто знакомое до тоски, до крика, до душераздирающей нежности: то была Дарёна, шедшая от колодца с коромыслом. Рванув к ней, Цветанка очутилась в Гудке – глубокой осенней ночью. Бестелесным, бесслёзным призраком носилась она по родным окрестностям… Вот Озёрное капище, вот дом Нежаны, а вот и её с бабулей домишко. Приникнув к окну, Цветанка-призрак разглядела ребят на полатях, знакомый заплатанный полог и саму бабулю на печке – ещё живую, крепко спящую… В её призрачном сердце распустила белые лепестки щемящая тоска по этому времени, и ей захотелось вмешаться в судьбу. Если бы она заранее знала, к чему приведёт встреча с Серебрицей, то ни за что не пошла бы за нею в её домик на морском берегу, не получила бы сковородкой по голове, не очутилась бы с нею в постели… И не было бы той проклятой царапины. Всё сложилось бы иначе! Они с Дарёной и по сию пору скитались бы по городам и весям, зарабатывая пением, беззаботные, как небесные птицы.
Цветанка хотела позвать саму себя, чтобы объяснить всё это, но из призрачного горла вырвался только тоскливый вой. Человеческой речи не получалось. А потом вдруг светлую и, как ей казалось, счастливую мысль чёрной тучей закрыло осознание: а ведь всё это уже было. Призрачный волк, который показывал ей снова и снова зеленоглазую деву, впечатал этот образ ей в душу и сердце. Она бредила
Она сама и была Призрачным Волком. Она хотела обмануть судьбу, но только способствовала её свершению.
Цветанку начало засасывать в радужную круговерть междумирья. Проваливаясь с немыслимой скоростью в бесконечный сияющий колодец, она в лихорадочном отчаянии думала: в который уже раз повторялся этот порочный круг? Сколько раз она вот так «предупредила» себя, тем самым лишь подтолкнув на ту тропинку, с которой хотела, напротив, уйти?
«Вставай, засоня, – гулко, как летняя гроза из облака, прогремел над ней голос. – День уж на земле!»
Пещеру наполнял сероватый дневной свет, кострище чернело на полу, а уже одетая Серебрица расчёсывала волосы. Швы багровели на её бледном лице, и сердце Цветанки кольнула совесть: «Всё из-за меня». Серебрица, словно угадав мысли воровки, хмыкнула:
«Ничего, к вечеру уже можно будет убирать нитки. Говорю ж – на нас всё заживает быстрей, чем на собаке».
Цветанка пощупала свой непривычно голый затылок, нашла шов. Уже не болело, и то хорошо. Тряхнув «шапочкой» волос, оставшейся на макушке, она попыталась сбросить с себя гнетущее, горькое наваждение сна, открывшего ей тайну призрачного волка… Тайну тайн – хоть сейчас же сходи от неё с ума, но не такова была Цветанка, чтобы падать жертвой чего-то зыбкого и призрачного. Она всегда крепко стояла на земле обеими ногами, вот и сейчас тёплым комочком в груди забилось настоящее и насущное.
«Ты отведёшь меня к матушке?» – возобновила Цветанка свои уговоры.
Серебрица вздохнула и закатила глаза к потолку.
«Я не слезу с тебя, пока не отведёшь», – упрямо наседала воровка.
Голод на удивление стих, перестав быть безумным и кричаще-навязчивым, хотя от еды Цветанка сейчас не отказалась бы. Но желания брюха отступали перед потребностью сердца встретиться с янтарной сказкой.
«Ладно, пошли», – сдалась Серебрица, поднимаясь на ноги и откидывая только что заплетённую косу себе за спину.
Долго ли, коротко ли шли они по осеннему лесу, дыша пронзительной, крепкой свежестью, но постепенно Цветанку снова начали одолевать думы о призрачном волке. Сомнения надоедливыми букашками лезли во все щели души: а действительно ли всё было так, как ей сегодня привиделось в этом то ли сне, а то ли путешествии сквозь время? Волчьи глаза, точь-в-точь как у неё самой, безмолвно намекали: это правда. А если всё-таки просто чудной сон? Нагнав быстро шагавшую Серебрицу, Цветанка попросила:
«А расскажи про время…»
Девушка-оборотень взглянула на воровку пристально, и в её глазах проступила тёмная густо-зелёная мудрость многовекового леса:
«Что тебе про него рассказать?»
«Ну… не знаю. Про Сегодня, Вчера и Завтра. Они мне кажутся этакими яркими птицами-сёстрами, сменяющими друг друга», – проговорила Цветанка.
Лесная тишина нарушалась только шуршанием шагов воровки, а Серебрица ступала бесшумно – под её лёгкой ногой даже ни разу не хрустнула веточка.
«Времени нет, – сказала она. – Оно ощущается, как река, текущая только в одну сторону, лишь в вещественном мире. А для души времени не существует: настоящее, прошлое и будущее сливаются в единое целое».