Шрифт:
Пролог
Память.
Самое лживое явление, которое только можно вообразить. Память подменяет эмоции, целые события, сочиняет то, чего не было и вычеркивает то, что было. Она есть то, что живет внутри каждого человека, ведет летопись так, как ей заблагорассудится, а после рассказывает историю такой, какой сочтет нужным.
Доверять памяти – все равно что верить в сказку.
У нас все не иначе. Всякая фидейя помнит не только свою небылицу, но и ложь каждой предшествующей владелицы фидэ.
Сейчас, лежа на холодном мраморном полу террасы Фидэ-холла и
Гляжу снизу вверх на полное скорби лицо моей подруги, сестры и наставницы, отчаянно пытаясь схватить ртом воздух и понять, где же оступилась я.
Сдавленные вдохи становятся реже, выдохи больше похожи на кашель. Скребущие лучи рассветного солнца опускаются под башни замка, купают в тепле мои леденеющие конечности, позволяя в последний раз ощутить жизнь, прежде чем проститься с ней навсегда.
Говорят, в последний миг перед глазами проносится вся жизнь. Такая, какой мы ее помним. Выходит, перед смертью мы видим выдуманную кем-то историю. Историю, выдуманную нами. Нашими слабостью, неумением признавать ошибки, переживать трагедии, принимать и отдавать.
И пусть я умру, память моя будет жива… И все же, где я ошиблась?
Начало любой истории в ее конце, но не бывает конца без начала.
Пожалуй, обо всем по порядку.
Глава первая. Не было никакого вороненка
I
Фидэ не обрушилась с губительной силой, она, подобно болезни, растекалась по телу, поражая все больше и больше, пока не превратилась в смертельную опухоль. Однако тогда еще я не знала, что со мной происходит, перемены были настолько плавными, почти незаметными. Не успела понять, в какой миг в моей голове поселились воспоминания тысяч женщин.
Только сейчас могу свидетельствовать о том, что собственные глупость и неосмотрительность привели к плачевному концу. Имея все вводные, воспоминания каждой предшествующей владелицы фидэ в собственной голове, над которой слишком скоро утратила контроль, я даже не пыталась сложить этот пазл, чтобы узреть картину целиком. Лишь бежала вперед, стараясь избавиться от груза чужого прошлого, не осознавая, что стала его частью.
Тогда я жила в Лондоне уже год с окончания Университета Эссекса и пять лет с переезда из Фишгарда – окраины Уэльса, и снимала квартиру в шаговой доступности от Фенчерч билдинг, в котором подрабатывала дневными сменами, принимая посетителей на ресепшене, как раз перед занятиями в университете.
В тот вечер, казалось, весь город внезапно вымер: ни прохожих, ни машин, ни лая собак, ни шороха крыс из мусорных баков, ни потасовок бродячих котов. Никого и ничего, кроме топкой тишины.
Я уже стояла у дверей в свои апартаменты, упорно пытаясь разглядеть во мраке неосвещенного этажа (отчего-то именно тогда лампочка перегорела, а заменить ее не успели) в сумочке связку ключей, подсвечивая себе экраном мобильного, когда неожиданный голос из-за спины напугал едва ли не до потери пульса:
– Добрый вечер, – поздоровался он.
Поборов первый порыв направить свет мобильного в лицо незнакомцу, я приложила руку к груди, силясь унять бешеный пульс. Из темноты в тусклый
– Простите, не хотел вас напугать. Я заехал в соседние апартаменты еще неделю назад, но так и не смог поймать сказочную соседку, чтобы пригласить на чай и познакомиться.
Рельефной, подтянутой рукой рукой, на которой от напряжения образовались бугорки, оттенившие впадины, скрывая их от единственного источника свет, он провел по кучерявым волосам. Стоявшая рядом с ним собака, прервав частое дыхание, сглотнула, что пропустило очередной разряд паники по телу. На меня напало сильнейшее дежавю.
– Я Элисон, премного рада знакомству, – постаралась не слишком натянуто улыбнуться. – Обязательно зайду, но, прошу меня извинить, в другой раз… Доброй ночи.
К счастью, достаточно быстро нащупав злосчастные ключи, я спешно забежала в апартаменты. Усталость и страх все еще покалывали пяточки.
– Доброй… – донеслось, прежде чем захлопнулась дверь.
Соседа разглядеть не удалось, но силуэт кудрявых, зачесанных назад волос и мощных скул был различим довольно четко. Могу поклясться, что позже или раньше видела его в своих или чьих-то снах. Забегая вперед, с соседом мы так и не познакомились. Я больше не видела ни его, ни пса, но уверена, что в том есть какая-то загадка, ответ на которую сокрыт глубже – в чужих воспоминаниях.
Продолжение того вечера представляется таким несущественным, словно не могло повлиять на исход, но в каждом моменте есть своя ускользающая деталь, за которой гонюсь подобно крысе в колесе и никак не могу догнать.
Меня встретила тихая светлая комната, совмещающая гостиную, спальню, кухню и столовую с дешевыми шторами и дорогим постельным бельем на кровати, в меру захламленная, но чистая от пыли и грязи. Домашних растений в ней меньше, чем хотелось бы. Один громоздкий фикус лирата и пара неприхотливых сансевиерий (микадо и зейланика). Опустошив осушители, я отправила собранную воду в фильтр, позднее она пойдет на полив домашних растений, сходила в душ, стараясь не слишком транжирить горячую воду, и, изрядно подмерзнув, надела вечерний костюм, поскольку ночь обещала быть холодной, забралась на кровать под одеяло и впервые за день залезла в социальные сети не по рабочим вопросам.
Странное чувство подкралось внезапно. Предварительно участившееся дыхание резко сперло где-то в области живота. Спокойствие обратилось ватой в голове так же медленно, как зверь наступает все настойчивее и подбирается ближе к добыче. Что-то незримое ударило под дых, вдавило в кровать, которую я уже не чувствовала. Я силилась вдохнуть, но теплое, немое ощущение закупоренного горла чем-то мягким, кружащим голову, не пропускало ни толику кислорода.
Сейчас это навевает болезненное воспоминание, которое не хочет, чтобы я туда заглядывала. То не видение и не путешествие. Как мы вспоминаем рождественские обеды во времена детства или лучшие моменты студенческой жизни, так и я вспоминаю то, что произошло не со мной. В моей памяти я – каждая предшествующая фидейя. Я вижу прошлое их глазами, слышу потаенные, самые глубокие и темные мысли, чувствую то, что чувствовали они.