В памят(и/ь) фидейи. Книга первая
Шрифт:
Первая, с кем довелось познакомиться, была Клеменс.
Ее глазами я впервые увидела Фидэ-холл.
II
Раз в год в нашем кампусе отключали освещение. Обычные технические работы: проводка очень старая, чинить ее было очень сложно. Для нас – студентов – это означало одно: ночь темна перед рассветом. Особое событие, глазами преподавателей, давно смирившихся с традицией – обычная попойка. Так или иначе, этот вечер ждали все без исключения, что случалось крайне редко, поскольку устраивали шумную вечеринку в одном из подвальных помещений и свято верили, что никто из дирекции не в курсе похождений. Было бы ложью сказать, что присутствовали все. Но в одном была правда – спящих не было совсем. Некоторые приходили танцевать, другие закрывались
– Советую этот, – стоявший рядом парень искоса поглядывал за тяготами выбора, пока в конечном счете не решился предложить помощь. – Он отдает легким вкусом карамели… Мне кажется, тебе понравится, – парень неловко улыбнулся и сместил взгляд на свои ступни.
– Спасибо. Элисон, – протянула ему руку для пожатия. – Можно просто Эли.
– Я знаю, мы в одной группе по латыни. Я Чарли, – улыбнулся он шире и пожал руку.
Не уверена, что его действительно звали Чарли, но запомнилось именно это имя. В всяком случае, после той ночи мне больше ни разу оно не пригодилось. Мне была поразительна стеснительность Чарли, ведь он обладал исключительно очаровательным асимметричным лицом с большими губами и добрыми глазами. Несмотря на легкую сутулость, Чарли возвышался надо мной на целую голову. Я открыла жестяную баночку и сделала глоток. Вкус был удивительный: сливочно-карамельный. На мой восхищенный взгляд Чарли расплылся в довольной улыбке.
– Потанцуем? – выпалил он на одном дыхании, как если бы старался не дать себе времени передумать.
Преследуя план обзавестись знакомствами, я оглянулась в поисках Асли, ее еще не было, потому я тоже не дала себе поводов и времени на сомнения, резко схватила Чарли за руку и потянула в центр зала, параллельно всасывая как можно больше сидра. В голову дало быстро. По телу растеклось тепло, в глазах зарябило. И не могу сказать точно, но, кажется, в тот миг даже мой застенчивый кавалер стал двигаться увереннее. Либо же я тогда или раньше рисовала ему тот образ, какой хотела видеть.
– Ты не местная? – спросил Чарли.
– Из Уэльса. Два года проучилась в Университете Эссекса. А ты?
– Я англичанин, – гордо задрав подбородок, заявил он.
– Что ж, англичанин, расскажи что-нибудь о себе, – улыбнулась я.
– Родился и вырос здесь, в Лондоне. Но всегда мечтал о Франции, – вздохнул он.
– Почему не поехал?
– Родители отказались платить за обучение там, поэтому пока коплю сам.
– Как-то не слишком патриотично для того, кто с такой гордостью заявляет о своем чистокровном английском происхождении.
– «Погоди, пока я не откину бороду, ведь она ни в каких государственных изменах не повинна» 1 , – понизив голос, иронизируя над самим собой, изрек он.
– Ты цитируешь Томаса Мора? – я вскинула бровь и коротко усмехнулась.
– Мне положено. Я ведь почти историк.
– Почему именно Франция?
Чарли зачитал нудную лекцию, чем знаменательна Франция в части архитектуры, а когда рассказ зашел о том, как бы он хотел побывать в Кале, я уже перестала слушать. А в прекрасный момент в толпе, увидев Асли, совсем беспардонно бросила партнера и умчалась к ней, обронив лишь: «Прошу прощения, вынуждена покинуть тебя, пришла моя подруга, не могу позволить ей оставаться в одиночестве». Он ответил что-то вроде «Увидимся» и исчез из виду.
1
Слова, сказанные Томасом Мором палачу перед своей
С Асли мы оттанцевали несколько песен, отчетливо помню, что ярче всех для нас была «Bad Blood» 2 , ведь именно на ней я сорвала голос, потому пришлось отойти за водой. Асли отправилась в уборную. Выпив, я взяла еще один сидр, и в ожидании я присела на скамейки у стены, рядом плюхнулся светловолосый американец (это стало сразу понятно по акценту) по имени Марк. Снобизмом я никогда не отличалась, не вспомню, о чем завязался разговор, но помню, что в конце сказала что-то вроде: «вы попираете не только наш язык, но и нравственность, извращаете идеалы…». Не знаю, с чего я так разошлась, но помню, он сказал что-то совсем оскорбительное, а алкоголь в крови добавил духа народного единства и любви к английской демократии.
2
Песня Taylor Swift – Bad Blood
– В очереди в туалет говорят, кто-то плеснул в лицо американцу за короля и за Англию… – нашла меня Асли, едва не сгибаясь пополам от хохота. – Я и не подумала, что это ты, пока не изобразили выражение лица.
Она продемонстрировала приспущенные уголки губ, прикрывающие верхние зубы и обнажающие нижние, затем неловко и натужено махнула рукой, на что я закатила глаза:
– Я так не делаю!
– Делаешь! – неуемно смеялась Асли до тех пор, пока на глазах не проступили слеы, а смахнув их, продолжила хихикать. – Что он тебе сказал?
– Не помню… Что-то про угасающее пагубное влияние короны парламент Австралии. Господи… Я уже пьяна, мне пора домой, – захныкала я.
– Шутишь? Вечер только начался.
– Легко тебе говорить, ты ведь не пьешь.
– Но и тебя никто не заставлял.
– Верно…
И все же мы остались. Не слишком надолго, примерно в полночь отправились ко мне домой. Поутру в голове продолжали всплывать обрывки разговоров, незнакомые ранее имена. Все больше и больше перемешивалось в единую кашу, которую становилось труднее разгрести. Асли подскочила ни свет ни заря и умчалась обратно в отель, перед чем я пригласила ее в ресторан, чтобы хоть как-то отвлечься, не думать. Перед выходом в аптечке нашла обезболивающее и выпила несколько таблеток. Даже тогда знала, что это не поможет, но что-то распирало голову изнутри нарастающей, пульсирующей болью, которая еще долго преследовала меня и скоро превратилась в глупую привычку, в извращенную норму.
В большие окна «EL&N London» на Парк Лейн – узкой улочке, заставленной магазинами, косыми клыками вонзались крупные капли дождя. Проезжающие мимо машины разрезали лужи, брызги из-под колес веером неслись во все стороны, заливая все, чего коснутся. Несмотря на невзгоды и трудности, которые он приносит, я всегда любила дождь, ведь он меняет абсолютно все, делает вещи сложнее и глубже, людей – загадочнее, улицу – опаснее. Но именно в такую погоду, когда промозглый лондонский воздух, еще больше насыщается атласной влагой, становясь тяжелее, я всякий раз ощущаю почти недозволительное умиротворение.
Когда часы пробили девять вечера, Асли опаздывала уже на сорок минут, что было в ее духе. Потому я всегда приходила на полчаса позже назначенного времени, заказывала чай или кофе и наслаждалась минутами покоя. В тот вечер в ожидании я глазела то на стекло, то за него, фокусируя и расфокусируя взгляд. То смотрела на полотна луж, отороченных химикатами, лившимися из машин, то на свое отражение. Рассматривать себя в случайных поверхностях было моим развлечением и убийцей времени с самого раннего возраста, когда я себя помню. Отражение в окнах и отполированных столовых приборах отличается от того, что доводится видеть в зеркале, будто по ту сторону сидит совсем другая Элисон – не миловидная, немного дерзкая, в меру взбалмошная. Здесь лицо казалось острее и строже, но в жизни большие детские серо-зеленые глаза совсем не производили устрашающего впечатления, а рыжие волосы до поясницы многим навевали мысли о чем-то колдовском, почти ведьмовском. Знала бы еще в юности, что действительно приобрету способности мечты, несмотря на их губительность, уверена, пребывала бы в нелепом, детском восторге.