В память о тебе

Калотай Дафна

Куда легче на душе, когда не знаешь, за что на самом деле ты бросила человека и на что его этим обрекла.

«Если бы я не сбежала той ночью на Запад, его не в чем было бы упрекнуть. Никаких доказательств его вины не было. Я дала им повод. Сергею уже не пришлось ничего придумывать. А ведь у меня не было причин убегать. Я знала, как сильно Вера любит Герша, на что она готова пойти ради него. Но был еще этот мерзавец Сергей… Он шел мне навстречу по улице… Вера говорила, что он может помочь… Какое ужасное совпадение! Почему он оказался тогда у меня на пути?! Если бы я не встретилась с ним, наши судьбы могли бы сложиться по-другому.

Я заглянула в его глаза и увидела там гнев, горе и жажду возмездия…»

А Полина? Призрак в дверном проеме…

Нина чувствовала, что в душе ее идет колоссальная борьба. Она отчаянно искала способ убедить себя в том, что случившееся не было настолько кошмарным. Мысли беспорядочно метались в ее голове. Нина думала о том, что произошло и что могло бы произойти, поведи она себя иначе. Мысль об Инге принесла ей минутное облегчение. Если бы Нина не сбежала на Запад, то не смогла бы помочь ей в Бонне. По крайней мере, это хоть какое-то утешение.

Синтия, склонившись над Ниной, вытирала ей слезы, стараясь не зацепить термометр. Нина не сопротивлялась: даже слабое напряжение мышц вызывало во всем теле сильную боль.

Вытянув термометр изо рта Нины и убедившись, что она не упадет с кресла-каталки, Синтия поставила напротив нее стул, уселась и взяла холодную Нинину руку в свои ладони. Лицо медсестры оставалось бесстрастным.

«Значит, так выглядит сострадание», — с удивлением подумала Нина.

— Вы слишком добры ко мне, Синтия. Я этого не заслуживаю.

— Вы снова принялись за старое? Будете спорить со мной о том, кто что заслужил?

— Я совершила ужасную ошибку.

— Однажды я уже говорила вам, что думаю об ошибках: никогда не поздно их исправить.

— К сожалению, поздно. Эти люди давно уже мертвы…

Все мертвы… Виктор… Вера… Верины родители… Проклятые ошибки! Сосед сказал мне…Даже ее собственный дядя… Горы трупов. Конечно, уже слишком поздно пытаться что-то исправить. Все эти люди умерли, умерли ни за что, оставив после себя лишь воспоминания в сердце старухи настолько немощной, что она и дня не проживет без помощи медсестры.

— О чем вы говорите?! Я неспособна даже вытереть слезы.

Синтия крепко сжала ее ладонь.

Верина рука сжимает ее пальцы. Вступительный экзамен в хореографическом училище…

Нина прикрыла глаза. Сердце ныло…

— Кто после моей смерти вспомнит о них? А ведь они были настоящими людьми.

Глупо вышло. Она хотела сказать совсем другое. Чудовищно то, что со смертью ее друзей весь их жизненный опыт, все их мысли и чувства будут навсегда утеряны для остальных. И после ее смерти никто не узнает, какими они были на самом деле. Думая об этом, Нина поняла, что должна сделать.

Ее глаза открылись, тело уже не было слабым.

— Синтия! Подвезите меня, пожалуйста, к столу.

Мысль была ясной, словно только и ждала момента, когда Нина обратит на нее внимание.

— Нормально? — спросила медсестра, подтолкнув инвалидное кресло к письменному столу. — Вы уверены, что вам стало лучше?

— Да, спасибо. Большое спасибо. Но мне еще понадобится ваша помощь.

Подумав немного, Нина сняла с шариковой ручки колпачок. Надо написать письмо, сделать официальное заявление, позвонить… На секунду она замешкалась, не зная, что сделать в первую очередь. Слишком многое надо сказать, и для этого одного заявления

будет недостаточно. Но надо же с чего-нибудь начать.

Нина поднесла авторучку к бумаге:

«Дорогой Григорий! Я хочу рассказать вам о вашей красавице-маме…»

Первая остановка — Берлин, где Нине и Юрию предстоит танцевать сцены из «Лебединого озера». Сразу же после исполнения, не имея возможности даже посмотреть выступление других участников коллектива, они едут из театра на вокзал, чтобы быть в Варшаве к утру следующего дня.

Нина очень жалела, что у нее недостаточно времени, чтобы тщательно все спланировать, обдумать каждую деталь. Малахитовую шкатулку она положила на дно чемодана. В косметичке лежала скатанная в бумажный шарик записка от хозяйки магазинчика из Западного Берлина. Только бы информация, заключенная в ней, не устарела! Тут же были ее талисманы, иголка, катушка ниток, шпильки для волос, грим и баночка увлажняющего крема, в котором Нина спрятала украденные у Мадам драгоценные камни. Черепаховый гребень лежит вместе со старыми дешевыми расческами. Янтарные украшения спрятаны в швах кардигана толстой вязки. Она готова.

— Опять мечтаешь, — по-дружески потрепав Нину по волосам, сказал Юрий.

Они разминаются. Юрий — в сценическом костюме принца, Нина — в пачке и диадеме. Шея и спина напудрены. Гетры натянуты на ноги. Они защитят мышцы от онемения.

— Извини. Не волнуйся. Я готова.

Нина повторяла эти слова про себя даже тогда, когда они закончили танцевать па-де-де и свои вариации, когда публика стоя бросала на сцену цветы и кричала «Браво!», когда она спешила в шикарную гримерную, выделенную ей на этот вечер. Эта комната была смежной с общей гримерной, и Нина слышала голоса балерин через дверь, которая их разделяла.

В дверь, выходящую в коридор, постучали, и голос их руководителя произнес:

— Не задерживайся! Мы уезжаем через двадцать минут!

Нина прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Если она уедет из Берлина, где система патрулирования не такая строгая, как в других местах, ее шансы на удачный побег резко уменьшатся. Из записки она знает, где сможет отыскать нужного человека. Нет, ей нельзя ехать с остальными. Надо бежать. Но как? Если она выйдет из комнаты через дверь, ее увидят. В гримерной негде спрятаться, за исключением душевой. Там они первым делом начнут ее искать. А если она проскользнет в полную балерин смежную комнату?

— Двадцать минут!

Дверь между комнатами была из некачественной древесины и плохо прилегала к косяку. Через образовавшуюся щель в гримерную Нины проникал свет и доносился шум множества голосов. Одна девушка что-то возбужденно рассказывала на немецком языке. Другая рассмеялась в ответ.

«Они, должно быть, сидят за последними туалетными столиками… в конце ряда».

Нина припала к щели в двери. Видно нечетко, но вполне сносно. Тесная, захламленная комната. В центре круглая вешалка с театральным реквизитом. Вдоль стен туалетные столики, на зеркалах которых лампочки без абажуров. Всюду раскидана одежда и сценические костюмы. Около двадцати девушек в накрахмаленных белых пачках и с венчиками из белых перьев на головах. «Лебединое озеро». Точно. Нина знала, что один из балетмейстеров Большого театра работает в этом году в Берлине и уже успел поставить в этом сезоне балет Чайковского. Сегодня вечером будут исполнять второй акт.