В паутине южной ночи
Шрифт:
…Он судорожно всхлипнул и отставил от себя бокал колы. Увы, денег у него уже почти не осталось. Но завтра он поедет домой, так что деньги ему здесь не очень-то и нужны. Путевка у него с питанием, так что голодать не будет, с утра позавтракает. А в поезде перекантуется как-нибудь два дня. Конечно, самолетом было бы гораздо лучше, и быстрее, и удобнее, но он сообразил купить билет только три дня назад, когда денег уже хватило лишь на проезд в поезде. Правда, дешевые плацкартные места были раскуплены, оставались верхние полки в купе в фирменном поезде, которые стоили всего в два раза дешевле, чем билет на самолет. Но Денис прикинул, что если он выложит все подчистую, на что же будет пить? А пить было надо. Чтобы забыть. Забыть его визит к Колобку, забыть прощальный
Он опустил голову, пытаясь отогнать тот ужас, который преследовал его все эти дни в санатории. Над столом нависла тень. Сердце Дениса екнуло. Вот и Колобок! Долго же он собирался…
Наконец-то представился случай доказать, что никакой он не трус. Он поднял голову с намерением ухмыльнуться в лицо убийце своей жены.
Но тень исчезла. Мимо прошла женщина, которая и заслонила ему свет. Он почувствовал облегчение и разочарование. Еще раз взглянул на женщину, которая села за столик неподалеку и повернулась к нему лицом. Он узнал ее! Это была Лика, перед которой он хотел извиниться, да все не мог встретить ее снова. К тому же он хотел поговорить с ней о том нападении на него. Она же незадолго до этого шла мимо кустов, наверняка видела кого-нибудь. О том, что это могла быть она сама, Денис уже не думал. Такие женщины, как Лика, не станут совершать подобных действий. Она — настоящая красавица, ничуть не хуже Эммы… Денис наконец понял, что привлекло его в Лике с первого же взгляда. Она тоже была совершенна — как и Эмма. И голос показался ему очень похожим на голос Эммы, но на тот голос, который был в самом начале их совместной жизни, без металлического скрежета. Но при всем этом Лика была живой, теплой, а не холодной Эммой. И это его безумно привлекало.
Он закурил, не решаясь подойти, а потом все же подсел к ней. Она уже заказала себе салат, горячее и кусок торта и с удовольствием поглощала пищу. Наверное, она живет не в санатории, потому что после ужина, которым кормили в столовой, не смогла бы проглотить ни кусочка!
— Обожаю, когда женщины едят все подряд, — сказал он, смущаясь. — Не люблю, когда они сидят на диете, берегут фигуру. В человеке все должно быть естественно. Вот ты — очень естественна… Ты не вегетарианка?
Его голос прозвучал хрипло. Денис даже сам удивился, что оказался способен на такую речь. Он и не собирался говорить ничего подобного!
Лика оторвалась от еды и посмотрела на него. А потом поднесла к губам бокал вина и сделала маленький глоток. Но главное — она не вытерла предварительно губы салфеткой, как это делала Эмма и требовала этого от него. Лике было наплевать на хорошие манеры. Получалось, что она тоже плебейка? Значит, у Дениса неплохие шансы… Эта мысль была ему приятна. Тем более что Лика ему очень нравилась.
— Нет, — произнесла она, и Денис почувствовал приятное возбуждение от ее голоса. — Я ем мясо и даже ношу шубы из натурального меха. А еще я могу выпить шампанского прямо из бутылки и употребить ненормативную лексику. Хочешь послушать?
Стоит ли говорить, что Денис был в восторге?
— О… — промямлил ослепленный видом женщины Куропаткин.
Он стоял на пороге домика Анжелы, который та снимала. Дом был
Деньги у женщины явно водились. Иначе чем объяснить то, что она сняла этот домик, стоящий неподалеку от моря? Стоил он, наверное, немыслимых денег… Может быть, даже дороже, чем номер в санатории.
Куропаткин вздохнул и прошел внутрь. Мебель была хорошей. Не роскошной, конечно, но и не наборной, вполне приемлемой. Анжела ловко орудовала на кухне и появилась у сервированного в гостиной стола со сковородой, в которой что-то горело.
— Ой, я помогу потушить, — вскочил следователь с кресла, в котором он сидел. В присутствии Анжелы он чувствовал себя чрезвычайно неловким и неуклюжим, поэтому, что бы ни делал и ни говорил, ощущал себя абсолютно не в своей тарелке.
— Не надо тушить, — засмеялась она, ставя сковороду на подставку посреди стола. — Это мясо по-фламандски, его обливают коньяком — для вкуса, и поджигают — для красоты.
— А.-.. И вправду красиво, — выдавил из себя следователь, ругая себя последними словами. Вот дурак, не догадался… Хотя жена, Наташка, в прошлом или позапрошлом году на его день рождения тоже делала что-то подобное, только Анжела приготовила мясо, а Наташка — десерт из бананов, которые тоже обливала то ли водкой, то ли коньяком и поджигала. А теперь Анжела подумает, что он деревенщина. И правильно подумает! Он и есть деревенщина неотесанная, поэтому такие женщины, как она, не для него. И чего он приперся, надо было вызвать ее к себе и допросить по всем правилам…
Куропаткин разозлился на самого себя. Сидит тут, как жених, с коробкой конфет…
— Угощайтесь, — произнесла она, положив ему на тарелку большую порцию мяса, и добавила салата из свежих овощей.
— Спасибо, очень вкусно, — дежурно пробормотал Куропаткин, отведав и впрямь вкусного мяса. Как она сказала, по-фламандски? Надо будет Наташке сказать, пусть тоже приготовит.
— Вина? Водки? — поинтересовалась Анжела.
— Нет, спасибо. Вина, наверное, — совсем смешался и запутался Куропаткин. Хотя, сказать по правде, ему хотелось водки. Но он стеснялся попросить, боялся, что она подумает о нем как об алкоголике.
Он видел, как она едва уловимо улыбнулась. Наверное, она понимает, что с ним творится в ее присутствии. Кровь приливает к голове и так громко стучит в висках, что он ничего не понимает. Кроме того, что ему хочется наброситься на нее, сорвать с нее тонкое вечернее платье, сжать в объятиях, ласкать, тискать и…
Он покраснел. Анжела не должна узнать об этих его мыслях, она считает его порядочным человеком, и поэтому он…
От смущения он потянулся за хлебом и столкнулся с ее рукой, которая тоже брала лаваш.
Он быстро отдернул руку, ему показалось, что по всему его телу пробежал электрический разряд. Господи, да разве ж бывает такое? Аж в глазах темнеет, так он хочет ее…
— Ты чувствуешь, да? — тихо спросила она своим грудным голосом, вдруг обратившись к нему на «ты». — Чувствуешь то же, что и я?
Куропаткин не знал, что чувствует она, но на всякий случай кивнул. Он думал, что особого вреда от этого не будет.
— У меня такого еще ни разу не было, — сразу же предупредил он Анжелу, желая оправдаться.
— Это хорошо, — пробормотала она, — это хорошо, что ни разу… Значит, я буду у тебя первой…
Куропаткин снова испугался. Что значит — буду у тебя первой? Что это значит? То, что она хочет с ним… Что она хочет его… То есть, что и ОНА хочет его?
Он вскочил, неловко задев свою тарелку с мясом по-фламандски и случайно опрокинув туда бокал с вином. Ему нужно срочно уйти, потому что, если ЭТО случится, как ему жить дальше, как смотреть в глаза Наташке?
А вдруг ЭТО ему так понравится, что он без ЭТОГО не сможет дальше жить? Лучшее — враг хорошего, это Владимир Куропаткин знал давно и всегда следовал этому постулату. Зачем ему, среднему человеку, лучшее? Лучшее портит мозг, изменяет жизнь, развращает. Если бы у него была возможность всегда пользоваться самым лучшим и иметь самое лучшее, тогда — другое дело, но ведь ЭТО будет только сейчас. А что потом?