В пещерах мурозавра
Шрифт:
Дом был старый, одноэтажный, в шесть комнат. В двух комнатах вот уже несколько месяцев жили Ольга Сергеевна с Фимкой. Еще в двух - Матильда Васильевна Бабоныко с внучкой Анюней, как звала ее бабушка, или Нюней, как звали все остальные, хотя девочка совсем не была плаксой. Пятую комнату занимала старушка по фамилии Тихая, и едва ли кто знал, как ее зовут и величают, потому что была она неприветлива и ворчлива. В шестой комнате помещалась общая кухня с газовыми плитками, столами и чем там еще полагается. Двор был не так уж мал, но запущен. В дальнем углу двора стоял туалет. За деревянным забором
Людвиг Иванович вошел во двор, щелкнул фотоаппаратом на полукрашеную, полуржавую решетку Фимкиного окна.
Из-за угла дома выглянула детская мордашка и тут же скрылась.
– "Падмузель" Нюня!
– окликнул Людвиг Иванович, но Нюни и след простыл.
На ходу Людвиг Иванович окинул цепким взглядом заборы между участками, заросший запущенный двор с несколькими фруктовыми деревьями, крыльцо, веранду.
– Люда! Как хорошо, что ты уже здесь!
– выскочила на крыльцо Ольга Сергеевна и тут же расплакалась: - Люда, ну куда, куда он мог деться?!
– Спокойно! Без паники. Если мальчик исчез, значит ему это было очень нужно. У тебя есть какие-нибудь предположения, зачем это могло быть ему нужно?
– Нет, - растерянно призналась Фимина мама.
Людвиг Иванович прошел по коридору, мысленно составляя план квартиры и в то же время внимательно слушая Ольгу Сергеевну.
– Я сегодня выходная, - рассказывала она, - и с утра затеяла уборку...
– Во сколько?
– Что?
– Во сколько это было?
– Часов в восемь-девять утра. Выругала Фимку - но это еще просто так, не сердясь, - что он совсем не убирает у себя в комнате. Он начал убирать, а я пошла мыть посуду после завтрака. Прихожу - он уже не убирает, а пишет.
– Что пишет?
– Ну, какую-то тетрадь свою секретную. Я говорю: "Ефим, это же безобразие, это неряшество и эгоизм". А он мне: "Подожди, мамочка, не мешай, мне тут надо продумать - я кончу и все уберу". Ну, я полезла протирать вещи на его шкафу и тут уж по-настоящему рассердилась. Я... поругалась с ним.
В это время Людвиг Иванович, осмотрев первую комнату, остановился на пороге Фимкиной, не входя, однако, внутрь, а только внимательно, вещь за вещью, метр за метром, оглядывая ее. Он не торопил Ольгу Сергеевну, пока она справлялась с волнением, но видно было, что очень ждет продолжения рассказа.
– Я рассердилась из-за... из-за памяти мужа.
Фимин отец, Ревмир Георгиевич, погиб, спасая лес от пожара, и память о нем - Людвиг Иванович это знал - была священной в семье.
– Все эти годы, - продолжала Фимина мама, - я берегла патронташ Ревмира как память... я думала, и Фимке он дорог, а тут увидела, что патронташа в коробке на шкафу нет. "Это ты его взял!" - закричала я на Фимку. "Да, это я", - сказал он. Мол, все равно патронташ лежал без дела или что-то в этом роде. Я крикнула: "Негодяй! Сейчас же положи на место, иначе я не знаю что сделаю!" и схватилась за дверцу шкафа, в котором лежат Фимкины вещи. "Ты не смеешь обыскивать!
– закричал тогда и он.
– Все равно патронташа в доме нет! Я его продал, понимаешь?" И так вцепился в дверцы
– Воришка и есть!
– вдруг раздалась решительная реплика за неплотно прикрытой дверью.
– У мене всю алою начисто срезал. Вот разразится пидемия гриппа, и в нос закапать нечего. Фулиган такой!
Это был явно голос бабушки Тихой, одинокой соседки Ольги Сергеевны.
– Это она сейчас на него наговаривает!
– тут же зачастил за дверью Нюнин голосок.
– А небось всегда: "Ехвимочка, деточка, дай конхветочку!" Сколько он ее конфетами перекормил - это ужас! А теперь цветка пожалела!
По утончившемуся голосу Нюни было похоже, что она вот-вот разревется.
– Ты уж молчи, Ехвимкин хвостик!
– рассердилась Тихая.
– Лучше б уроки учила, чем за мальчишкой бегать!
– Вы переходите границы!
– вмешался третий, Матильды Васильевны, голос. Я... возражаю!
Глава 3
Дверь была заперта
– Товарищи соседи, я вас опрошу после!
– сказал Людвиг Иванович и обратился к Фиминой маме: - После того, как вы поссорились с Фимой, ты сразу его заперла?
– Да... Нет! Он попросился в туалет - ты же знаешь, у нас туалет во дворе, - и я его выпустила, а сама побежала выключить суп на кухне. Потом Фимка вернулся, и я заперла его.
– Кроме туалета, он куда-нибудь заходил?
– Нет... Не знаю, - ответила Фимина мама.
– Может быть, знает кто-нибудь из соседей?
– обратился в приоткрытую дверь Людвиг Иванович.
– Спросите Нюнькиных шпиёнок!
– проворчала Тихая.
– Не понимаю, - честно признался Людвиг Иванович.
– Спросите у Нюнькиных куклёй - они за Ехвимкой шпиёнють!
– Неправда!
– вскричала девочка.
– Анюня, - мягко сказал Людвиг Иванович.
– Помоги нам найти Фиму. Скажи, может быть, ты видела: когда Фима выходил из дому этим утром, он ни с кем не говорил?
– Ни с кем!
– буркнула Нюня.
– А может, он выходил на улицу?
Нюня отрицательно покачала головой.
– Ну, может быть, задержался на веранде, во дворе?
– Не знаю, - угрюмо ответила девочка.
– Неправда, - мягко возразил Людвиг Иванович.
– Ты хорошо знаешь, что он ни с кем во дворе не говорил - так ведь ты сказала? Ты знаешь также, что Фима не выходил со двора. А вот делал ли он что-нибудь во дворе или в саду - вдруг не знаешь.
Нахмурившись, девочка молчала. Людвиг Иванович отвернулся от Нюни и обратился к Ольге Сергеевне:
– Так что было дальше?
– Фима вернулся из туалета. Я его заперла, и больше он не выходил.
– Ты не отпирала дверь? Не смотрела, что он делает?