В пещерах мурозавра
Шрифт:
– Ето што ж за конхвета?
– другим, подобострастно-ласковым голосом спросила она.
– Но вы еще не ответили на мой вопрос, - напомнил Людвиг Иванович, угощая ее.
– Ну, што сказать...
– куда охотнее заговорила Тихая.
– По первоначалу казался мальчишка как мальчишка. Ног не вытирал, пыль носил, но ужасу такого не было.
– Какого "ужасу такого"?
– Ну, штобы ни лечь, ни встать без страха божьего. Как есть казнь египетскую в обличье невинном господь наслал за
– А если ваш бог наслал, чего же в пидстанцию бегали?
– раздался Нюнин голосок.
Не отвечая Нюне, Тихая сказала:
– Перебиваеть и слухаеть девчонка-то! За ето судять али нет?
Людвиг Иванович дал бабушке Тихой конфету и продолжал следствие. Так и пошло: Людвиг Иванович давал Тихой конфету, та отвечала на новый вопрос. В кармане Людвига Ивановича уже почти не оставалось конфет, когда он сказал:
– Вы очень хорошо ответили на предыдущие вопросы. А теперь вспомните, пожалуйста, если видели, что делал сегодня с утра Фима?
– Чего он выделывал сегодни, не знаю. Об том Нюнькины шпиёнки лучше моего знають. А мине не до его вытворячества было - я в кухне занята была; сколько той грязи за соседями выташшить надо было, вскоросте у той грязе по уши сидеть будем.
– Ну, а не видели, выходил Фима из дому?
– Ето видела. Мать ему вослед: сей минут назад. Ён шмыгнул и пыль поднял, аж в носу у мене засвербило. Штоб, говорю, твоей матери так чихать, как мене от тебе...
– И он скоро назад?
– Эге, скоро! А если бы тебе наказали да заперли, а потом в уборную выпустили, разбежался бы ты назад либо как? О, то-то!
– А может, он куда со двора выходил в это время?
– спросил Людвиг Иванович, протягивая бабушке Тихой ириску.
– Про то не знаю. Про то не скажу! "Золотой кулючик" - хорошая конхвета. А ежели где и был Ехвимка за ето время, окромя двора, про то беспременно знаеть Тихон Харитонов, через улицу живеть, он за всю улицу знаеть, потому как у него грудная жаба и он ету жабу цельный день на веранде грееть, от пяти утра и до самого вечера, днем часок соснеть, а и то с веранды не уходить и ухом за улицею следить.
– Ну, хорошо, значит, потом Фима вернулся, и больше вы его не видели?
– Не видела и видеть не хочу.
– Что вы еще можете рассказать о Фиме?
– Фулиган. И говорить об нем не желаю.
– А вот у меня еще есть... карамель... только без начинки.
– Карамель без начинки не бываеть, - подозрительно сказала бабушка Тихая.
– Ну как же... Тут вот и написано: карамель.
– Пишуть незнамо што, - проворчала бабушка Тихая и задала каверзный вопрос: - А монпасе, ето што, по-твоему?
– Монпансье - это мелко нарезанная карамель без начинки, - наугад ляпнул Людвиг Иванович и, ошарашив Тихую этим смелым
Увы, подтвердилось, что Фима действительно обломал у бабушки Тихой все цветы алоэ, а у соседей - гвоздику, но другие цветы - герань, бегонию, аспарагус, - хотя тоже с них срезал по веточке, до такого опустошения не довел.
– От алои одне корышки оставил, - твердила сердито Тихая.
Выяснилось также, хотя бабушка Тихая тут же прикусила язык, что Фимка действительно постоянно снабжал ее всяческими конфетами.
– Вы же сами сказали: "У Ехвимки все эти карамели перепробовала"!
– А алоя?
– сверкнула глазами Тихая.
– Конхветы! Един раз конхвету сунеть, а весь день смекай, к пожару излаживаться чи к затопу!
– К потопу?
– Потоп - это дело божье, - строго сказала бабушка Тихая.
– А Ехвимка мог исделать затоп. Или тварь ползучую на нас напустить...
– И шепотом вдруг спросила: - Когда Ехвимки пять ден не будеть, можно же его из книжки выписать али как?
– Из какой книжки?
– Какой-какой! Домовой! А ешшо есть интеренаты для таких фулиганов...
Закончила она свои показания не менее решительно, чем Бабоныко, но в прямо противоположном смысле:
– Убег, беспременно убег! Стибрил чё-нибудь и убег! И пущай назад не прибегаеть. Аще усю банду за собой приведёть.
– Банду? Но вы же сами говорили - никаких подростков он в дом не водил.
– А я и не говорю за подростков! Наведёть банду тварей своих.
– Тварей? Вы кого же имеете в виду?
– Ето вы их имейте у себе у виду, Ехвимкиных тварей, а я их сроду видеть не желаю, тьфу на них, на глаза бы мне оне не попадали!
И Тихая вдруг замолчала. А так как у Людвига Ивановича конфет больше не было и к тому же он торопился опросить девочку, то он и оставил разгневанно-молчаливую старуху в покое.
Глава 7
Показания Нюни
– Ну-с, так, "падмузель" Нюня, - начал весело свой допрос Людвиг Иванович.
– Мы ведь друзья?
– Друзья, - прошептала, не поднимая глаз, девочка.
Была она обыкновенная длинноногая, веселая, любопытная девочка, но сейчас выглядела измученной и замкнутой.
– Расскажи-ка мне все, что знаешь о Фиме!
– А что? Фима обыкновенный мальчик...
– Разве все обыкновенные мальчики срезают цветы у соседей, берут из дому вещи отца, а потом исчезают бесследно, а?
– Значит, ему нужно было, - Нюня говорила едва слышно.
– Для чего нужно?
– Не знаю.
– А почему же говоришь, что нужно было?
– Фима не такой мальчик, чтобы если не нужно, то брал.
– А какой же он мальчик?
– Обыкновенный.
– Твоя бабушка говорит: необыкновенный.