В плену грез
Шрифт:
Она любила его. Он был для нее отцом, матерью, с ним были связаны самые счастливые дни ее детства. Он был к ней так добр, что она перед ним в неоплатном долгу. И вплоть до сего дня он ни о чем не просил ее взамен. Ничего.
— Я не могу обещать тебе, — ответила она с болью в голосе.
Он посидел еще немного, потом встал.
— Подумай об этом. Просто подумай об этом.
Она кивнула в знак согласия, и он, подойдя к ней, обнял ее за плечи.
— У тебя слишком много здравого смысла, чтобы не понять, что из
— Неужели? — уклончиво спросила она.
— Конечно, он у тебя есть, — подтвердил он.
Мэйсон успел взять себя в руки, и от вспышки гнева не осталось и следа. Когда он дошел до двери, она окликнула его, и он моментально обернулся в надежде.
— Дядя Грэй, — напомнила она, — ты забыл документы, за которыми приезжал.
Она собрала их с письменного стола и подала ему. Он поблагодарил ее. Затем она вернулась к окну и продолжала наблюдать за Эйбом, а Грэм Мэйсон направился к своей машине.
Все завершилось полнейшим фиаско. Ян оказался прав. В Адаме Роско было нечто такое, что не поддавалось определению, но это «нечто» было достаточно реальным, и он не желал, чтобы хоть частичка этого коснулась Либби.
Он ехал не торопясь. Его ожидала масса работы, но данная проблема вытеснила все остальное из его сознания. Секретарша поспешно вскочила, когда он прошел через приемную. У нее в блокноте было много записок, заметок, различного рода просьб.
— О, господин Мэйсон, — начала она, — вам звонили из компании «Брук и Корнуэлл»…
Он отмахнулся от этой компании и от нее тоже:
— Одну минуту. Мне нужно позвонить.
Он попросил соединить его с междугородней линией и сам набрал номер, понимая, что напрасно тратит время. По всей вероятности, все друзья Либби уже знают, что с ней происходит, да и не только друзья, похоже, все рабочие его завода. И все-таки ему не хотелось, чтобы телефонистка услышала эти несколько слов, которые он собирался сказать по междугородней связи.
Мэйсон звонил своему юрисконсульту, другу и коллеге, который, казалось, искренне обрадовался, услышав его голос.
— Мне нужно знать всю подноготную одного человека, который совсем недавно появился в наших краях, — сказал Мэйсон, — но сделать это нужно, соблюдая всю возможную конфиденциальность.
— Ты имеешь в виду все данные о нем как о бизнесмене?
— Сомневаюсь, чтобы он когда-либо был связан с бизнесом. Он перебивается случайными заработками. Это бродяга, у которого были осложнения с полицией по поводу кражи со взломом. Мне хотелось, чтобы все было сделано исподволь и при этом нигде не упоминалось Мое имя. Ты можешь помочь?
— Постараюсь. Дай мне его имя и все возможные подробности.
Мэйсон сообщил все, что мог. Ему претило само имя этого человека, произнеся которое, он снова увидел его черные глаза, смотревшие так пронзительно, словно видели,
Перед встречей с Роско он собирался предложить ему денег в качестве отступного за то, чтобы он оставил Либби в покое. Вспомнив об этом сейчас, он спросил себя, когда и почему он вдруг понял, что это не сработает и что ему необходимо искать другие пути.
После обеда Либби уже собралась ехать к Сторожке лесника, но Эми остановила ее: у нее разболелась спина, а дома было столько дел. И Либби, прекрасно понимая, в чем дело, была вынуждена остаться дома. Однако ей нужно было встретиться с Адамом. Она позволила ему уйти, не сказав ему ни слова, только потому, что просто потеряла дар речи от всего, что произошло у нее на глазах. Это было как гром среди ясного неба. Она должна все ему объяснить, и он, несомненно, все поймет.
Все пошло прахом. День, который с утра светился солнцем и радостью, сейчас казался таким мрачным и гнетущим, что у нее страшно разболелась голова.
Грэм Мэйсон решил оставить часть работы для дома. В настоящий момент его главной заботой было восстановить доверие Либби. Он понимал, что сегодня утром лишился этого доверия, и проклинал себя за это. Он вел себя глупо, но больше не допустит повторения той же самой ошибки.
Когда дядя Грэй вернулся домой, ужин уже был готов, и Либби встретила его в дверях. Она прошла вместе с ним в гостиную и налила ему выпить. Все было почти так же, как обычно, за исключением того, что сегодня вечером между ними ощущалась некоторая напряженность.
— Ты куда-нибудь собираешься? — спросил дядя.
— Нет, а ты?
— Принес с собой кой-какую работу. — Она никак не прореагировала на это, и он откашлялся. — Либби, дорогая, нам нельзя допустить, чтобы мы стали врагами.
— Мы не были и никогда не будем ими, — ответила она, выдавив из себя улыбку.
— Ты для меня все, что у меня есть в жизни, — продолжал он спокойно.
— Мне жаль, — сказала она. Она сожалела, что не могла успокоить его. Впервые в жизни ей показалось, что он не прав.
— Хорошо. Мы согласились, что каждый остается при своем мнении.
— Да, — ответила она с готовностью. — Пойдем, тебе нужно поужинать. Возьми с собой свой стакан. Сегодня бифштекс с перцем, и, думаю, ты не хочешь, чтобы он испортился?
Он ел бифштекс, не ощущая никакого вкуса, а Либби сидела напротив, и они говорили обо всем, но только не об Адаме Роско.
После ужина Мэйсон поднялся к себе в кабинет, а Либби прошла в гостиную, включила телевизор и сидела перед ним, поджав ноги, в одном из самых больших кресел, делая над собой усилие, чтобы вникнуть в суть происходившего на экране. Головная боль несколько стихла, но продолжала напоминать о себе с тупым постоянством, и она решила, задолго до окончания программы, лечь спать пораньше.