В плену грез
Шрифт:
— Я немного прочел.
— Тебе понравилось?
— Это не просто хорошая книга. Она гораздо лучше. Теперь я знаю, почему у Роско было столько врагов.
— Что ты имеешь в виду?
Он посмотрел в стакан, в котором переливалась янтарная жидкость.
— Я бы оценил его талант как проявление гениальности. Ординарные люди обычно возмущаются при соприкосновении с этим, особенно когда считают, что могут продемонстрировать свое превосходство. Когда гений выглядит как бездельник, это коробит, отталкивает их. — Он горько усмехнулся, вспомнив, как они с Яном пытались составить
— Есть люди, которых он не отпугнул от себя. У него были друзья, — сказала Либби.
— Теперь у него будет много друзей. — Дядя Грэй взял книгу, которую она положила перед ним. — Очень мало врагов и множество друзей. Коль скоро его причислили к сонму гениев, они теперь знают, чего от него ожидать, и бросятся к нему со всех ног.
— И ты?
— Ты собираешься ему написать?
— Да, — призналась она.
— Конечно, напишешь. Если бы ты не нашла его таким образом, полагаю, в один прекрасный день ты ушла бы из дома на его поиски. — Возможно, так оно и было бы. Поразмыслив, она не стала отрицать такой возможности. Он положил книгу на стол. — Так что отправляй свое письмо, но не очень разочаровывайся, если не получишь на него ответа. Для Адама Роско многое изменилось с этого момента. Ты все еще помнишь его, но ты же не дала себе никакого шанса, чтобы забыть его.
— Он ответит, — заявила она, и он поглядел на нее с сочувствием.
— Не слишком-то надейся на это. И не слишком переживай. Он не связывался с тобой с того самого момента, как уехал отсюда. Он даже не попытался увидеться с тобой или узнать, что с тобой происходит. Разве ты не видишь, Либби, он, по-видимому, совсем тебя забыл?
— Не забыл, — спокойно ответила она.
Она написала в тот же вечер — коротенькую записку с уведомлением через издательство. В ней было всего несколько слов:
«Я прочла твою книгу. Почему ты не сказал мне, что пишешь ее? Прошу тебя, свяжись со мной. Пожалуйста!»
Ей так много хотелось сказать, но это должна быть просто записка, а когда она узнает его адрес, то сможет сказать все, что нужно сказать.
После ужина они сидели вместе с дядей Грэем, совсем не разговаривая друг с другом: оба читали книгу Адама. «Если бы я знал об этом, — задавался Мэйсон вопросом, — повлияло бы это как-то на мое решение? Он, конечно, не бездельник — Либби в данном случае оказалась права. Но я тем не менее поставил бы сто против одного, доверив ее судьбу человеку, подобному Яну. С Яном ей будет спокойнее и надежнее…» И он почти надеялся, что она не получит ответа на свое письмо.
Сью приехала с Биллом и, горя от нетерпения, сразу же потребовала книгу. Пролистав ее, она спросила:
— Интересно? О чем она?
— О людях, — ответила Либби, — о жизни.
— О ком-либо из тех, кого мы знаем?
— Книга не автобиографическая. Ее трудно пересказать. Ее надо читать.
Сью заверила ее, что приступит к чтению сразу же, как только приедет домой. Она вертелась поблизости в то время, как Либби готовила кофе и накладывала на поднос бутерброды и различную закуску для легкого ужина, а Билл
— Он позвонил тебе?
— Адам? Нет.
— Но ты же увидишься с ним? Ну, я полагаю… все знают, что твой дядя был против него, но теперь… ну, сейчас он настроен по-другому, правда?
— Сейчас он меньше против, чем раньше, — улыбнулась Либби.
— Так ты встретишься с ним?
— И будет дурой, если сделает это, — ядовито заметила Эми, но Либби будто не слышала ее.
— Я встречусь с ним, — сказала она твердо.
Либби вряд ли могла ожидать скорого ответа на свое письмо. Она понимала это, тем не менее начала ожидать ответа чуть ли не сразу же после того, как опустила свое послание в почтовый ящик. И теперь после каждого телефонного звонка у нее екало сердце.
Вначале она надеялась, что Адам позвонит прямо сейчас, возможно, чтобы просто узнать, видела ли она его книгу. Но звонка не было. Равно как и не было письма от него. Она прождала неделю, успокаивая себя тем, что, вероятно, и сами издатели не знают, где его можно найти. Он не был человеком, который сидит на одном месте. Видимо, он все еще странствует по свету.
Она позвонила, и приятный женский голос ответил, что все письма на имя господина Роско доставлены адресату, и высказал уверенность, что она в скором времени получит ответ. Когда же Либби попросила дать ей адрес, в этом любезном голосе послышались твердые нотки. Они не могут дать адрес. Но снова была высказана абсолютная уверенность, что он обязательно ответит. В конце концов прошло всего несколько дней, и, кроме того, он очень занятой человек.
Либби поблагодарила и положила трубку. Она поехала повидать Ника. Было около одиннадцати часов утра, и она направилась к нему домой. Дверь парадного была открыта, и какая-то женщина, стоя на коленях, шваброй мыла пол, покрытый черно-белой плиткой.
— Могу чем-либо помочь, моя дорогая?
— Я хотела бы увидеть господина Саттини.
— Одна из его почитательниц? — спросила она усталым голосом, словно те имели дурную привычку маршировать по ее полам, и Либби ответила:
— Друг, ну и, конечно, почитательница тоже.
Те или другие, какая разница — грязи от них все равно достаточно. Женщина пояснила:
— На верхнем этаже. На самом верху лестницы. Держитесь этой стороны, там я еще не мыла.
Либби постучала, и дверь открыл сам Никки, в домашнем халате, весь заспанный. Ей следовало бы прийти попозже. С ее стороны было бестактным заявляться к нему так рано, зная, что он работает допоздна и что ему необходимо выспаться.
— Извините меня, я разбудила вас, — сказала она.
Он отрицал это, но явно говорил неправду. При этих словах он с трудом сдерживал зевоту.
— Вы видели книгу Адама?
— Да, мэм, — и, улыбнувшись, добавил: — Книга что надо, правда?
— Вы знали, что он пишет книгу?
— Несомненно.
Никки знал, а она не знала. Она спрашивала себя, почему Адам не посвятил ее в свою тайну, даже тогда, когда они были так близки. Она произнесла застенчивым голосом:
— Я должна связаться с ним. Вы не знаете, как я могла бы это сделать?