В плену Левиафана

Платова Виктория Евгеньевна

— Mayday, mayday, mayday! — взвывал пленник лавины.

«Мэйдей» не относилось к майскому дню (до мая было куда как далеко) и не являлось воспоминанием о майском дне. Это была мольба о спасении. Повторенная трижды, как и положено в случаях, когда жизни людей угрожает серьезная опасность. Когда смерть вот-вот примет их в свои объятия. Звуковой аналог телеграфного «SOS» — вот что означает «мэйдей», придите мне на помощь, помогите мне! Алекс никогда не узнал бы о существовании этого международного сигнала бедствия, если бы не его увлечение радиолюбительством.

Пленник лавины — радиолюбитель?

С тем же успехом он мог быть моряком, летчиком, судовым

радистом, авиационным диспетчером. Капитаном корабля, потому что приказ отправить в эфир это послание может отдать только капитан.

И он мог быть… Лео!

Все еще плохо соображая, но повинуясь порыву немедленно вызволить пленника, Алекс подхватил ледоруб и принялся выламывать им куски снега. Пары взмахов хватило бы, чтобы пробиться к ладоням, но они не приближались ни на сантиметр, по-прежнему оставаясь по ту сторону стены. Зато «мэйдей» продолжало звучать все настойчивее:

мэйдеймэйдеймэйдей… мэйдеймэйдеймэйдей… мэйдеймэйдеймэйдей…

Проклятое «мэйдей», казалось, свило гнездо в ушах Алекса и теперь орало там подобно голодному птенцу. И Алекс, сам того не желая, тоже начал орать:

— Сейчас! Потерпите немного, я сейчас!

Вопль закончился внезапно, оттиски ладоней потеряли четкость и превратились в черные неаккуратные кляксы, а Алекс все еще орудовал ледорубом. Он остановился лишь тогда, когда шар головы отделился от плеч, медленно и торжественно. Расстояние между головой и всем остальным телом было не больше нескольких сантиметров и таким и оставалось на протяжении минуты. Только теперь до Алекса дошло, что по ту сторону ледяной стены находится вовсе не человек. Отступивший было страх овладел им с новой силой, ледоруб выпал из рук, а ноги стали ватными.

Что за чертовщина здесь происходит?

Здесь, в проклятом месте, о котором никто не вспоминал на протяжении многих десятилетий. Наверное, жители К. (эти самые мудрые люди на свете!) не были так уж неправы в своем беспамятстве. А поселившийся здесь чужак все испортил. Нарушил равновесие земных и потусторонних сил, и еще неизвестно, кто убил Джан-Франко.

Что его убило.

Кажется, Алекс опрокинул лампу. Бросил ледоруб — орудие, с которым не расставался на протяжении трех часов. И побежал в сторону мансарды, боковым зрением отмечая, как рушится за спиной только что вырытый тоннель. Но не это было самое страшное — черная фигура преследовала его. Между головой и телом по-прежнему зияла щель, что не мешало фигуре двигаться параллельным курсом, не особенно отставая.

Алекс ворвался в мансарду и попытался закрыть окно за собой. Это потребовало дополнительных усилий — из-за снега, наваленного у границы отодвинутой оконной рамы. Но, даже щелкнув замком, успокоился не сразу. Какой к черту покой, если он снова оказался в ловушке, без всякой надежды выбраться на волю самостоятельно? Теперь его положение намного хуже, чем три часа назад. За границами дома прогуливаются призраки, в самом «Левиафане» царят холод и мрак. Ни одно из окон не может служить проводником к свету, он заживо похоронен в ледяной могиле.

Выхода нет.

Часть вторая

Себастьян

…Его звали Себастьян.

У мумии, оказывается, когда-то была жизнь, мало напоминающая растительную, и в той жизни его звали Себастьян. Как и предполагал Алекс, живущий в доме состоял в близком родстве с Лео, очень близком: фотографии братьев-близнецов Лео и Сэба нашлись в старом альбоме. А сам альбом Алекс обнаружил на полке под русалочьей картиной. Возможно, он никогда бы не наткнулся на него, если бы не свечи. Пока шла разработка тоннеля, одна из свечей (самая маленькая) уже успела догореть, и Алекс застал предсмертное потрескивание фитиля. Юноша сунул

пальцы в еще горячий воск бессознательно, спасаясь от холода. И лишь потом заметил, что воск залил не только поверхность консоли: он стек вниз, испачкав корешок толстой книги.

Фотоальбома, как потом оказалось.

Счистив воск, Алекс вытащил альбом и открыл его, хотя ситуация вовсе не предполагала праздного созерцания фотографий. Или — предполагала? Собраться с мыслями — вот что необходимо прежде всего, а для начала неплохо было бы успокоиться, отвлечься от малоприятных воспоминаний о призраке из тоннеля.

Люди на фотографиях уж точно не были призраками.

Вполне себе живыми — и мужчины, и женщины, и дети. Вернее — одна женщина, один мужчина и двое детей. Оба — мальчики, похожие друг на друга, как две капли воды. Мужчина и женщина мелькнули лишь на паре постановочных снимков в самом начале альбома, и Алекс решил, что эти двое — родители близнецов. Единственное, что смутило его, — антураж самих постановочных снимков. Они явно были сделаны в фотоателье, о чем свидетельствовал задник: рисованная балюстрада, сквозь которую просматривалось такое же рисованное, бледное море. Женщина сидела в кресле, мужчина стоял рядом, обнимая рукой колонну, на которую был водружен один из близнецов. Второй устроился на коленях у женщины. Лица у взрослых — сосредоточенные, торжественные и немного напряженные. Примерно такими же были лица у людей в те времена, когда фотография была еще в диковинку и называлась дагерротипом. Странно, почему Алексу пришло именно такое сравнение: мужчина и женщина вовсе не выглядят старомодными, и одежда, в которую они облачены, — не старомодная. Ни кринолинов, ни сюртуков не наблюдается. На женщине — темное платье с глухим воротом, мужчина одет в темную рубаху, черные брюки и черную жилетку. Как бы ни старался Алекс, точно определить время по костюмам он не может. По костюмам близнецов — тем более, они наряжены в матроски, белые гольфы и белые же сандалики. И выглядят так же сосредоточенно, как и взрослые.

Женщина и мужчина с фотографии относительно молоды, им не больше тридцати, примерно столько же лет Кьяре. Лео, каким знает его Алекс, — ненамного старше. Интересно, какое место на фотографии он занимает — рядом с матерью или рядом с отцом?

Алекс вытащил фотографию — быть может, на ее обороте найдется все поясняющая надпись? С указанием даты и места съемки и с перечнем всех действующих лиц. Его собственная мать относилась к таким вещам чрезвычайно серьезно: среди сотен снимков из домашнего архива нет ни одного, не испорченного подробной сопроводительной запиской, иногда это производит комичное впечатление:

«фотографировались в день, когда у Алекса выпал первый молочный зуб, после чего пошли в кино на фильм “Дом часов”. Ожидала чего-то романтического, вместо этого пришлось пялиться на ожившие трупы. Ужас в прямом и переносном смысле»;

или:

«справа от Паолы — некто Лучано, крайне неприятный тип, испортил нам весь вечер плоскими шутками и дурным исполнением песен Джанни Моранди. Женат, имеет пятерых детей, но при этом волочился за Паолой. Разбил тарелку из сервиза и сделал вид, что он здесь совершенно ни при чем. Ему не мешало бы посетить дантиста, поскольку изо рта у него попахивает».

Паола — не кто иной, как мамина самая близкая подруга; ее знакомого вонючку-Лучано, невесть как затесавшегося на снимок, все видели в первый и последний раз. К чему остальные подробности вроде Джанни Моранди, разбитой тарелки и дантиста — неясно. Но у мамы готов ответ и на это: «человеческой памяти нельзя доверять, лучше уж все запротоколировать сразу, чтобы потом не блуждать в потемках».

— И натыкаться на все эти никчемные детали? Они ведь не имеют никакого отношения к твоей жизни, — сказал как-то Алекс.