В плену прошлого
Шрифт:
— Бесконечные переезды, всю жизнь на чемоданах, без денег, — перечисляет сдержанно, но видно, что это спокойствие дается ему с трудом. — Мы бы даже на работу официально не смогли устроиться, чуть только мелькнул паспорт, все, хана. Чем бы я начал заниматься, чтобы обеспечить нас, тебе бы тоже не понравилось.
— И что? И что?! Зато вместе! Вместе, бесчувственный ты чурбан! Ты меня растоптал! Уничтожил, сволочь! Ты во мне жизнь убил! — Смолин закрывает глаза, а я ладонью себе рот, приказывая остановиться.
—
— Нет, — моментально теряю запал и злюсь от того, с какой легкостью он меня осадил. — Но с твоим решением не согласна.
— Я так и понял, — хмыкает. — Но я бы своего зайца бегать никогда не вынудил. Что хочешь говори. Никогда. Ни за что.
«Знал бы ты…», — вздыхаю мысленно.
Смолин медленно подходит.
— Даже не думай, — выставляю ладонь. — Я так зла на тебя, не подходи.
— И что ты сделаешь? — надменно хмыкает и продолжает наступать.
— Не успею переварить и это аукнется в самый неподходящий момент.
— Моя малышка повзрослела?
— Заразилась мудростью, — иезуитски улыбаюсь, — половым путем.
Смолин прячет ухмылку и начинает закипать.
— Еще хоть раз, — шипит с угрозой, — я за себя не отвечаю.
— Только тронь его. И ты меня больше вообще никогда не увидишь, — отвечаю спокойно.
— Вот как?
— Вот так.
— Интересно. Ты же не думаешь, что я буду делить тебя с ним?
— Ты же не думаешь, что, если нашел оправдание своему мудачеству, я резко вернусь к тебе? — приподнимаю брови. — Хочешь обратно? Придется попыхтеть.
Костя не выдерживает и широко улыбается, но быстро справляется с собой.
— Это понятно, — медленно моргает, стирая озорство из взгляда. — Но и ты меня, надеюсь, поняла.
— Я никогда не спала с женатым, — сдаю позиции и отмахиваюсь от него. — Открой уже чертов гараж.
— Как это понимать? — хмурится и остается стоять на месте.
— Кость, открой гараж. Я замерзла. Хочу забрать Андрюшкины вещи и поехать домой.
— Я — открываю, ты — поясняешь.
— Чтоб тебя твои компромиссы слопали, — бубню раздраженно. — Ладно! Мы были любовниками в промежутке между его браками. Конец рассказа.
— Почему его овца уверена в обратном?
— Потому что овца, — отрезаю.
— Детали. Она уверяла меня лично и была абсолютно уверена сама. И я видел, как он тебя лапает. Своими собственными глазами.
— Не лапает, а обнимает. Безо всякого там… мы друзья, Кость. И именно он вытащил меня из той выгребной ямы, в которую столкнул ты. Так что знаешь, что? Буду обниматься с ним столько, сколько захочу. А ты — открывай.
— Я подумаю над твоими словами, — произносит высокомерно, садясь на корточки спиной ко мне, — но совершенно точно приду к выводу, что хрен тебе на постном масле.
Закутываюсь в его пиджак и прокручиваю в голове разговор. Так странно… и жутко. Я совсем юной была, ничего не видела, ничего не замечала. Столько всего от меня скрывали, оберегали, заботились. Столько глупостей делали. Нашли легкий способ зарабатывать, вместо того чтобы подумать о будущем. Все от этой чертовой нищеты. Все от нее. А ему так идет рубашка. Брюки, стрижка, часы, дорогая тачка и парфюм, от которого у меня кружится голова.
— Значит, ты решил, что я его люблю? — утрясаю в голове нюансы.
— Да. Любовь или бабки. Всегда и во всем, — отвечает сдержанно.
— Как видишь, нет.
— Ты его любишь. Просто не так, как я предполагал. Иначе, по-своему, но любишь. И мне с этим придется жить.
— Я не буду за это извиняться.
— Я этого не жду. Тебе извиняться не за что.
— Сейчас обижал, чтобы не показывать, как больно самому?
— Красиво, но нет. Я хотел причинить тебе боль, потому что больно было мне. Потому что я отпустил, но не смирился. И, наверное, все это время на что-то надеялся. Так что я просто мудак, тут без оправданий, малыш.
Хмыкаю. Костя снимает замок и нагло мне подмигивает.
— Мне похвалить тебя за навыки взломщика? — осуждаю взглядом.
— Эти навыки у меня появились, когда бабушка стала шоколадные конфеты закрывать в серванте. А, между прочим, я таскал их для тебя.
— Так я объедала твою бабушку? — сокрушаюсь, подходя ближе.
— Забота в квадрате. У нее был диабет, — галантно пропускает меня в темноту, а когда я медленно прохожу через дверцу, не зная, что ожидать по ту сторону, жадно втягивает носом воздух у моей головы.
— Почему ты сказал, что знаешь теперь? На счет Васи, — вспоминаю странность.
Смолин молча проходит вслед за мной, находит выключатель и щелкает. Свет на секунду вспыхивает и тут же гаснет, а мы вновь погружаемся в темноту.
— Открою ворота, — глухо произносит Смолин.
— Ты не ответил, — замечаю тихо.
— Я не хочу об этом говорить. Просто имей ввиду, что он подлый ублюдок, только прикидывающийся другом.
— Вы не общаетесь?
— Общаемся. Хочу стоять к нему лицом, когда он занесет надо мной очередной нож.
— Тебе придется мне рассказать, — ставлю перед фактом. — Иначе мы то и дело будем возвращаться к этой теме. И будем ругаться.
— Хорошо, — соглашается, подумав. И тут же предлагает очередной компромисс: — Но давай позже? Когда ты переваришь то, что я уже сказал. Не хочу сваливать все в одну кучу.
— Ладно, — принимаю, но конкретизирую: — Он о твоих выводах на свой счет не знает?
— Нет. Официально мы старые-добрые приятели. Но, уверен, он ненавидит меня не меньше.
— Почему?