В плену снов
Шрифт:
– Вот, должно быть, твои родители. Они забыли ключи.
Сэм слышала, как Энни спускается по лестнице, как открывается парадная дверь, сейчас она услышит голоса мамы и папы, но внизу стояла какая-то странная тишина. Интересно, кончился ли фильм по телевизору? Щелкнула, захлопнувшись, дверь, и снова – тишина. Потом до нее донеслось тихое бормотание мужского голоса, незнакомого ей. Послышался и другой мужской голос, который она тоже не узнала. Озадаченная, Сэм выскользнула из постели, пробежала на цыпочках до двери и осторожно посмотрела с лестницы вниз.
Энни разговаривала с двумя полицейскими,
«Что-то тут не так, – догадалась Сэм. – Что-то совсем не так». Она напрягла слух, но кто-то словно выключил звук, и все, что она могла, – только наблюдать за тем, как там, внизу, открывали рты, произнося неслышные слова. А потом Энни отвернулась от полицейских и пошла по ступенькам, медленно, словно неохотно, а полицейские так и остались внизу, в холле, все еще держа свои фуражки.
Энни усадила Сэм на постель и закутала ее в одеяло, словно в шаль. Слегка касаясь лица Сэм носовым платком, она выбрала оставшиеся осколки из ее волос, складывая их на тумбочку рядом с кроватью, а потом внимательно посмотрела на нее своими большими печальными глазами. Сэм увидела слезу, стекавшую по ее щеке. Она раньше никогда не видела, чтобы взрослые плакали.
Энни взяла руки Сэм в свои, ласково сжала их.
– Сэм, твои папа и мама попали в автомобильную аварию. Они больше никогда не приедут домой. Они… улетели на небеса…
Целых двадцать пять лет Сэм не снился тот мужчина в капюшоне. Он превратился всего лишь в тусклое воспоминание, во что-то такое, что было частью ее детства, вроде позабытых игрушек или старых качелей и укромных уголков, на месте которых теперь стояли дома с аккуратными лужайками. Этот мужчина стал теперь чем-то таким, что ушло навсегда.
Но он про нее не забыл.
2
Сэм набрала строчку цифр на компьютере и устало откинулась на спинку кресла, на мгновение закрыв глаза. В голове гудело и постукивало, как в пылесосе, шум которого доносился из коридора. Она посмотрела на часы: 18.20, среда, 22 января. Господи, как же летит время! А казалось, что с Рождества прошло всего несколько дней.
Она крутанулась вместе с креслом и уставилась сквозь собственное отражение в оконном стекле на посверкивающие струи дождя, беззвучно падающие из темноты на мгновенно опустевшие улицы Ковент-Гарден. Казалось, что это самый мокрый дождь на свете, он падает отовсюду, брызжет даже из мостовой, проникает не только под одежду, но и под кожу.
Холодный воздух все время сквозил через окно, дул прямо в шею, она втягивала голову, стараясь загородиться от него, растирала холодные руки. Отопление отключилось, в конторе было холодно. Сэм внимательно изучала цветные рисунки на буклете-гармошке, стоявшей рядом с экраном дисплея. Один из них изображал пальмы на морском побережье. На другом мужчина и женщина, в роскошных купальных костюмах, с великолепным загаром, выбегали из моря. На третьем рисунке та же женщина надкусывала плитку шоколада, которую держал мужчина.
«Хороший шоколад. „Отверженный“. Такой хочется съесть целиком в одиночку… а если уж поделиться, то с очень хорошим другом».
В этом кабинете были белые стены и черная мебель, а в углу
Стены кабинета увешаны графиками и небольшими таблицами с записочками и цветными фотографиями, некоторые были сделаны поляроидом. Два письменных стола – ее собственный и Клэр; ее прибран кое-как, а стол Клэр в идеальном порядке, просто до тошноты стерильный. Клэр неизменно, каждый вечер, прежде чем уйти, тщательно прибиралась на нем с чопорным выражением лица, как бы намекая, что она может и не вернуться обратно.
Сэм слышала, как работающий пылесос приближался по коридору, натужно завывая и глухо постукивая. Она еще крепче зажмурила веки, уже не понимая, то ли ее голова гудит от боли, то ли так надсадно воет пылесос. Дверь открылась, и рев стал нестерпимей в тысячу раз. Еле сдерживая крик, она с опаской посмотрела в дверной проем, не собирается ли Роза войти и начать пылесосить здесь, но тут же улыбнулась – вошел ее босс, Кен Шепперд, и закрыл за собой дверь.
– Привет. Извини, мне следовало бы заглянуть пораньше, но у меня тут было… – Он помахал правой рукой в воздухе, а потом описал пальцами дугу, словно сматывал в клубок бечевку.
– Да все нормально, – сказала она. – Мне только нужно знать, кому ты собираешься дать для окончательной доводки этот вот рекламный ролик шоколада «Отверженный».
– Ты что-то очень бледная. Чувствуешь себя хорошо?
– Голова немножко болит. Может, от дисплея. Хочу вот раздобыть к нему защитный экран получше.
– У меня есть аспирин.
– Да не стоит, спасибо.
Он прошел к ней через кабинет, неугомонный мужчина лет сорока пяти, одетый как студент колледжа, волосы, как всегда, взъерошены, их постоянно нужно подстригать, лицо непринужденно-спокойное, гладкое, словно отутюженная рубашка. Проницательные голубые глаза добродушно улыбаются. Он остановился у стола Клэр:
– Какая она у нас чистюля, а?
Сэм ухмыльнулась:
– Это что, намек?
– А как ты вообще ее находишь?
Клэр работала с ними всего несколько недель. Лара, ее предшественница, ушла без всякого предупреждения. Просто как-то раз, в понедельник, она не появилась, а на следующий день прислала письмо, сообщая, что у нее, мол, нервный стресс и ее врач посоветовал ей работать в менее напряженной обстановке.
– С ней все в порядке, – ответила Сэм. – Она вроде не болтливая.
– Ты жаловалась, что Лара слишком уж придирчива. Может быть, Клэр лучше справится?
Сэм пожала плечами.
– По твоему выражению лица мне непонятно, нравится она тебе или нет.