В плену снов

Джеймс Питер

Мужчина на авиавышке словно заразился тем же безудержным страхом, что и второй пилот.

– Имеем ваше положение на радаре, – произнес инспектор. – Вы находитесь на четырех с половиной тысячах. Проверьте ваш альтиметр. – От волнения его голос панически срывался на крик. – Поднимайтесь. Поднимайтесь немедленно! Прервите снижение. Я повторяю: прервите свое снижение!

– У меня оба альтиметра показывают семь тысяч. Пожалуйста, проверьте ваш радар. – Сквозь спокойствие в голосе командира пробивалось раздражение.

– Поднимайся, Дерек! – закричал второй пилот. – Там же горы, бога ради! Поднимайся, мать твою!

– Мы в безопасности. У этих гор потолок – пять тысяч.

Послышался резкий щелчок, и дверь туалета

открылась. Перед ней стоял мужчина в черном капюшоне с прорезями для глаз и для рта.

Сэм откачнулась назад, но он зажал ей рот рукой в черной кожаной перчатке, резко запрокинул ее голову назад к переборке. Перчатка пахла новой свежей кожей, она отчаянно дернула головой, пытаясь закричать, вырваться, чувствуя, как сзади какая-то рукоятка закрыла все ее лицо, и она, погрузившись в темноту, услышала страшный удар и шипящий свист воздуха, потом вдруг оказалась за бортом самолета, бешено вращаясь в пространстве, при оглушительном завывании морозного ветра и двигателей самолета. А она все вращалась в безумном ледяном водовороте, все падала, падала и падала, сквозь бесконечную черноту, пока не очутилась в холодном сером облаке, в котором она плавала как в воде, отталкиваясь руками. Она продвигалась все дальше и дальше, плывя без всяких усилий, и наконец увидела в отдалении серебристый «боинг». Вокруг самолета, словно стебли гигантских сорняков, водоворотом кружилось облако, а сам самолет стремительно удалялся в сторону неясно вырисовывающегося впереди темно-серого контура, почти неотличимого от этого облака.

Поначалу все было тихо. Казалось, что самолет продолжает лететь к этой внушительной стене гор, и на мгновение ей подумалось, что это плод ее воображения или просто облако причудливой формы. Потом хвостовая часть самолета отвалилась и закувыркалась вниз. На долю секунды от удара о гребень горы ее подбросило, и тут же, словно шампанское из бутылки, что-то резко выплеснулось кверху и поплыло вниз. «Багаж», – сообразила она, и к горлу подступила тошнота. Оторвавшийся хвост самолета подбросило вновь, он взлетел вверх и медленно описал в воздухе дугу. Следующий за ним поток чемоданов подпрыгнул в том же самом месте, повторив траекторию его движения, при этом некоторые чемоданы лопнули, оставив за собой шлейф из трепещущих в воздушном вихре одежд.

Один из пассажиров, пристегнутый к своему сиденью, взлетел вверх сквозь шлейф из одежды, за ним последовал другой, третий, их руки и ноги растопырились в разные стороны, как у игрушек, выпавших из детского стенного шкафа, и они камнем тоже полетели вниз.

Послышался непонятный гул, высоко вверх взлетел огненный шар. Какой-то предмет, неистово пылая ярким пламенем, включился в этот безумный танец и покатился вниз по склону горы, осыпая дождем искр серое пространство вокруг себя. Это был двигатель. Он с шипением бороздил себе дорогу в снегу. Неподалеку там же она разглядела темный обрубок хвостовой секции. Верхняя часть хвостового стабилизатора изогнулась под прямым углом, было отчетливо видно слово «Чартэйр» и часть эмблемы, изображавшей поднявшегося на дыбы тигра, а рядом с ним буквы Г, 3, Т, А и Е.

А потом наступило молчание, испугавшее ее. Облако продолжало водоворотом кружиться вокруг нее, и она уже не могла больше видеть землю, не понимая, лежит ли она лицом вниз или вверх. Ее охватила паника. Хотелось увидеть Ники, обнять его, прижать к себе. Хотелось обнять Ричарда и сказать ему, что она сожалеет, что прощает его и ей жаль, что она так чертовски много работала… «Где же ты?» Она перевернулась, потом еще раз, пытаясь вырваться из кокона холодных серых стеблей, обвившихся вокруг нее.

– Выпусти меня! Ну пожалуйста, выпусти меня и дай посмотреть на них. Всего на пять минут. Пожалуйста. Только и всего. Только пять минут.

Стебли сжимались все сильнее.

– Выпусти меня!

Воздух становился теплее и удушливее, не давая дышать.

– Выпусти меня! –

завопила она, вертясь и извиваясь, молотя по воздуху во все стороны кулаками…

Сэм почувствовала на своем лице прохладный ветерок.

– Таракашка?

«Голос Ричарда», – подумала она в замешательстве.

– Таракашечка?

Она увидела ровный круг света и Ричарда, стоявшего рядом с ней в полосатой рубашке и цветных боксерских трусах. Все другое. И свет другой. Какой-то датчик подмигивал ей, оранжевый, как тот датчик в самолете. 5.00. 5.00. 5.01…

– Все хорошо, таракашка?

Ричард стоял над ней.

– Все хорошо, таракашечка? – повторил он.

Она кивнула:

– Да… Я…

Он нахмурился, потом завозился со свободно висящим рукавом своей рубашки, и она услышала отрывистый щелчок, когда запонки проткнули крахмал. Золотые запонки с его инициалами с одной стороны и его фамильным гербом с другой. Ее свадебный подарок. Они еще были в такой маленькой коробочке темно-красного цвета и стоили 216 фунтов стерлингов. Странно, какие детали всплывают в памяти. Она внимательно посмотрела на эту откинувшуюся назад голую бабу на стене, на собственное лицо в зеркале над кроватью и на свет, вливавшийся в комнату из двери в ванную.

– Сон, – сказала она. – Мне приснился страшный сон.

– Ты так ужасно кричала, в самом деле ужасно.

Он повернулся к зеркалу на стене и стал завязывать галстук. И когда он изо всех сил затянул узел, она почувствовала, как что-то сильно сжалось вокруг горла. Страх пропитал ее насквозь, повис вокруг, заполняя комнату. Черный капюшон с щелками-прорезями надвинулся на нее от двери, и черная кожаная перчатка зажала ей рот. Она задрожала.

А Ричард с усилием втискивался в свои брюки, выпутываясь из красных подтяжек и натягивая серебристые браслеты, поддерживавшие рукава рубашки. Она любила наблюдать, как он одевается, когда они только начали спать вместе. Уж очень он изощрялся в своей одежде: рубашки с двойными манжетами, на брюках пуговицы для подтяжек. «Вот это нормальные, правильные брюки», – говорил он с удовлетворением. Внезапно ей захотелось схватить его, крепко обнять, почувствовать его, удостовериться, что он настоящий, что он здесь, в этой комнате… что ее мир остался целым и невредимым.

А потом это желание сразу пропало, когда она все вспомнила. Она передвинулась по постели подальше от него, и ее пронзила внезапная судорога… отчего?.. от страха?

– И что же тебе приснилось?

– Это… мне… да ничего. Просто какой-то кошмар.

«А ты боишься рассказывать об этом, – подумала она. – Боишься, что если ты расскажешь, то…»

– Да выкинь ты это к черту из головы!

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, от его влажных волос пахло кокосовым шампунем и его любимым лосьоном после бритья «Пако Рабанн»; сквозь мятную пасту пробивался в его дыхании сильный запах чеснока, съеденного на ночь. Сэм ощутила на своей щеке легкий влажный поцелуй.

– Трудный день? – спросила она, желая задержать его хотя бы на мгновение подольше.

– Японцы. Кажется, Токио вот-вот соскочит с катушек.

– Не опаздывай домой. Было бы очень мило, если бы ты сумел помочь мне подготовить все к вечеру.

– Ах, господи, ну да! Наша вечеринка.

– Это же для твоих клиентов, Ричард.

– Я вернусь домой вовремя.

Входная дверь захлопнулась за ним. Сэм закрыла глаза, но тут же открыла их, боясь опять возвратиться в тот сон. Она снова посмотрела на часы. 5.09. Через четверть часа он будет за своим письменным столом болтать по телефону с Токио. Дела-делишки. Компания «Никкей Доу». Азартные игры с простенькими акциями без фиксированного дивиденда, судебные повестки, сделки с премиальными, срочные контракты, валюта. Все так непостоянно, все так неуловимо. Как-то раз Ричард разозлился на нее, когда она сказала, что его работа напоминает работу крупье из казино, оборудованного по последнему слову техники.