В плену страстей
Шрифт:
Сара проснулась от какой-то суматохи в главном холле на первом этаже. Оттуда доносились приветствия и звуки властного резкого голоса, который встревожил девушку не на шутку. Отец! Такого голоса не могло быть ни у кого, кроме Джейсона Стоунхама, да еще, возможно, его сына Баскома.
Сара широко раскрыла голубые глаза и рывком вскочила с постели. Вдруг комната завертелась у нее перед глазами, и она снова опустилась на кровать. Сара умирала от страха из-за неотвратимо надвигавшейся встречи с родителями. Она решила снова лечь в постель и притвориться спящей. Но при звуках голоса Джейсона,
– Сара! Ты где?! Ответь немедленно!
Потом послышался тихий голос Маргарет Стоунхам:
– Джейсон! Джейсон! Ты переполошишь весь дом! Нам ведь сказали, что баронесса отдыхает, Джейсон…
– Тихо, Маргарет! Я собираюсь сейчас же встретиться со своей дочерью! Сара, где ты? Сара!
– Я здесь, отец, – пролепетала Сара, внутренне содрогаясь.
Дверь в ее комнату распахнулась, и через порог переступил Джейсон Стоунхам. Сара на какое-то мгновение подумала, что обозналась и это не ее отец. На вошедшем была добротная одежда, которая придавала некоторую элегантность его полноватой фигуре. Ему очень шел черный сюртук и остроконечная шляпа, какие стали слишком популярны среди пуритан. Широкий белый воротник рубашки был выпущен наружу и хоть как-то украшал мрачный костюм Стоунхама. Он снял шляпу, аккуратно положил ее на стул, потом подошел и молча стал перед дочерью, уперев руки в бока и сверля ее холодным взглядом.
– Здравствуй, отец, – выдавила из себя Сара. – Как дела? Надеюсь, все хорошо?
– Достаточно хорошо для человека, который узнал, что его собственная дочь ничуть не лучше проститутки! – заорал он на съежившуюся Сару. – Как ты могла опозорить меня? В академии мне рассказали такое, о чем я в жизни никогда не слышал! Директрисса доложила мне все, и я чуть со стыда не сгорел. Подумать только! Мой собственный ребенок позволил втянуть себя в эти… эти тайные свидания! Я могу только предполагать, через какое время ты сама начала бы бегать по ночам с каким-нибудь безмозглым идиотом, у которого лишь похоть в голове, а эта дрянная девчонка ван дер Рис стояла бы на страже!
– Малькольм не безмозглый идиот! – закричала Сара; слова сорвались с языка прежде, чем она сообразила, что говорит. – Я… я делала это, чтобы помочь подруге! Рэн собирается замуж за Малькольма, поэтому здесь нет ничего дурного!
Джейсон поразился ее резким словам. Ни дочь, ни жена никогда не разговаривали с ним в таком тоне.
– Послушай, дочь, не забывай, о чем ты говоришь…
– Сара! Сара! – в комнату ввалилась задыхающаяся Маргарет Стоунхам, все еще придерживая юбки после подъема по лестнице.
– Мама! Что ты с собой сделала? – Сара открыла рот от удивления.
Маргарет Стоунхам всегда носила модные платья и тщательно укладывала волосы. Сейчас же она выглядела как старуха: волосы были гладко зачесаны и собраны на затылке, из-под полей белой шляпки поблескивали седые пряди; шелка и атлас заменило простое платье черного цвета, которое освежалось лишь белым воротничком и манжетами.
– Она всего лишь обратила свою душу к Господу, оставив все эти глупейшие украшения и посвятив свою жизнь Ему, – сурово пояснил Джейсон. – И тебе нужно сделать то же самое вместо того, чтобы впутываться во всякие сомнительные истории, молодая леди. Ты позабудешь обо всех глупостях, когда наденешь такое же платье. Безделушки – работа дьявола, который отвлекает молодых людей от слова истинного.
Сара
– Когда же все это началось? Уверена, что вы стали так рьяно исповедовать веру пуритан не из-за того, что я натворила в школе!
– Конечно же, нет. Нам с твоей матерью был указан истинный путь к вечным ценностям. Наши платья символизируют то, что мы посвятили жизни Спасителю.
– Вы хотите сказать, что это произошло, когда вас осудил король за поддержку проповедей Баскома, и из-за близкого финансового краха вы не можете позволить себе носить что-либо другое! – бурно" запротестовала Сара, не обращая внимания на гневный взгляд отца. – Мама, где твои красивые наряды? Что ты сделала со своими волосами?!
Лицо Маргарет на минуту стало задумчивым, но, заметив, что муж испытующе смотрит на нее, женщина побледнела и торопливо произнесла:
– Послушай, Сара, все не так уж плохо. Пойми, это путь к спасению. Ты скоро привыкнешь носить нашу одежду. По крайней мере, тебе не придется каждый день думать, что надеть.
– Скоро привыкну? Нет! Никогда! Я никогда не буду выглядеть как черная ворона! Не буду, пока у меня шкаф набит прекрасными шелковыми и атласными платьями! Я поклонялась Господу вместе с тобой и отцом, слушала проповеди Баскома, но никогда не надену это, это, это! – она тыкала пальцем в наряд матери, дрожа от возбуждения.
– Ты сделаешь так, как я скажу, дочь. Маргарет, вели прислуге, чтобы принесли сумку, которую ты уложила для Сары. И пришли лакея, чтобы вытащить из комода все ее вещи. Моя дочь будет верить так же, как и я, а ее поведение будет соответствовать поведению сестры лидера нашего собрания.
– Я отказываюсь, отец. Я не надену это монашеское одеяние! Я лучше буду ходить голой, чем выглядеть как…
Джейсон оборвал богохульствования своей дочери увесистой оплеухой. Сара была настолько шокирована, что даже не смогла закричать от оскорбления и боли.
– Ты будешь делать то, что я скажу, – угрожающе повторил Джейсон, возвышаясь над дочерью, как скала. – Я воспользовался гостеприимством барона Синклера при условии, что не позволю тебе провести еще одну ночь в комнате с этой сумасбродкой Рэн ван дер Рис. Ты немедленно перенесешь свои вещи – а их останется немного – в комнату своей матери, где мы сможем наблюдать за тобой.
Сара глотала неудержимо льющиеся слезы и беспомощно смотрела, как мать разбирала сумку, в которой лежали простое черное платье и чопорные муслиновые нижние юбки…
Вернувшись с Риганом, Сиреной и Калебом с пристани, Рэн поднялась в комнату, которую делила с Сарой. Ей хотелось переодеться во что-нибудь особенное красивое к сегодняшнему обеду: тогда, возможно, Малькольм и посмотрит на нее так, как Риган смотрел на Сирену на борту корабля. Их прошлое было таким романтичным, таким страстным и полным приключений! Почему-то Рэн могла представить себе Калеба, который глядит на женщину, как его отец на Сирену, но не могла представить Малькольма, делающего то же самое. Может быть, она была дурочкой, когда настаивала, что только после женитьбы их любовь станет полной? По позвоночнику Рэн пробежала дрожь, когда она вспомнила о пылких ласках Малькольма и его протестах, когда она умоляла остановиться.