В погоне за Мексикой
Шрифт:
— Этого сеньора ждет маэстро!
Мальчишка толкнул передо мной дверь. Сикейрос с кистью в руке стоял у дальней стены и работал. Вид у него был несколько франтоватый. На нем был свитер с высоким воротником, лихо заломленная шляпа с пятнами краски на полях, плечи его молодцевато развернуты, в левой руке сигарета.
Мы встали с художником посредине зала. Передо мной была новая композиция. Но я опять, как вчера, испытывал чувство изумления. Все-таки удивительно искусство этого художника. Для него главное — символ. Символ, который позволяет избежать многих отягощающих
— В этом зале откроют музей революции, — сказал художник. — Но никаких экспонатов, только моя экспозиция. Главной темой служит забастовка в Кананеа в 1906 году. Она была потоплена в крови американскими войсками, которые вторглись на нашу территорию. Забастовка явилась прологом буржуазной революции 1910 года.
Я знал, что эта картина особенно дорога Сикейросу. Со многими, кто нарисован здесь, художник был лично знаком в годы революции. Слева, на стене, среди убитых повстанцев нарисован отец жены художника сеньор Ареналь.
Сикейрос взял меня под руку и повел вдоль стены. С каждым шагом композиция открывалась передо мной все новыми гранями. От этого движения будто оживлялись люди, шагающие в плотном строю с красным знаменем в руках, среди которых Маркс, Кропоткин, Бакунин.
— На этой картине изображены все, независимо от их идеологической принадлежности, — продолжал Сикейрос, закуривая очередную сигару. — Это историческая картина. Сюда придут дети, и они должны знать всю правду об истории своей родины.
Вдруг художник остановился, внимательно посмотрел на стену и, макнув кисть в краску, провел линию, по стене. Мне показалась эта линия странной и даже инородной. Но кисть уже несет к стене другой цвет и рядом с первой линией оставляет другую. Обе линии соединились и ожили. А маэстро наносит еще и еще линии на стену. И вдруг на моих глазах серая шероховатая цементная поверхность начинает говорить, она уже смеется, плачет. Сикейрос отходит от стены на шаг, внимательно смотрит на картину, делает несколько глубоких затяжек и снова с кистью в руке устремляется к стене, и опять линии, мазки, и еще один кусочек серой стены наполняется жизнью.
Обо мне, наверное, художник забыл. Но разве это важно? На моих глазах происходит превращение мертвого цемента в живую ткань картины. Я был счастлив оттого, что присутствую при этом волшебстве.
Веселый праздник под грустным названием
В Мехико лучшее время — осень, октябрь. Над городом словно нарисованное голубое небо и ласковое солнце.
Ни один лист не колышется на вечнозеленых деревьях парков.
Ветер боится
В это время в столице можно увидеть самый лучший бой быков, прославленных матадоров, в это время можно познакомиться с удивительным праздником мексиканцев — «Днем мертвых».
Праздник этот очень давний. У древних индейцев было особое отношение к смерти и к умершему. Смерть и плодородие у них стояли рядом. Зачем же печалиться?
Умерших иногда сжигали, а иногда отрубали им голову. Череп умершего обрабатывали особым способом и заливали мягкой растопленной смолой. Так как человек только что ушел и образ его был еще близок людям, они пытались достичь при этом портретного сходства. Такие «похожие» черепа стояли на видных местах и хранились по многу лет.
Конечно, теперь в Мексике никто не отрубает головы умершим, но отношение к черепу до сих пор особенное, непохожее на наше.
Второго ноября газеты заполнены рисунками черепов: один, два, пять, десять, пятнадцать... Целые газетные полосы отданы черепам.
Если приглядеться к черепам, то можно увидеть много знакомых. Вот череп «самого президента республики» Диаса Ордаса и эпитафия: «Жил Густаво Диас Ордас, и народ ему доверял, потому что душа у него была щедрая, рука твердая и он всегда боролся за мир».
Тут же череп министра внутренних дел, а это министр иностранных дел, следом генерал от полиции. Под этими черепами тоже эпитафии — милые, с улыбкой, а иногда и с сарказмом. Мальчишки-газетчики бегут по улицам и предлагают купить еще одну газету.
— В моей газете «Кладбище для избранных»! — кричат мальчишки.
— В моей — «Кладбище для артистов»! Купите!
Огромный современный город, по широким улицам которого плотным потоком мчатся машины, являет в этот день особую картину.
В витринах магазинов выставлены черепа, сделанные из шоколада, выпеченные из хлеба. На стеклах нарисованы забавные сценки из жизни того света и этого. Скелет тянет за руку очень пышную нагую красотку к себе из этого света на тот. Ведь сегодня праздник мертвых! У светофоров, на перекрестках, продают черепа из пластмассы с сигаретой во рту. Нажмешь на череп, и сигарета дымится.
На базарах разливанное море желтых цветов. Их покупают букетиками, их покупают охапками. Их везут на кладбище и украшают могилу. Тут же рядом торгуют черепами, сделанными из сахара. Торговцы, как кондитеры, тонкой струйкой цветного крема напишут на черепе имя, которое вы хотите. Может, это прадед, может, это отец, а может быть, дедушка, который очень любил вас.
Чем ближе к вечеру, тем ярче разгорается праздник. Все самое главное будет вечером, когда над городом, над его небоскребами и дворцами, над широкими улицами, опустится ночь.
В каждом доме в самом парадном углу поставят стол, на нем тот самый череп из сахара, купленный на базаре.
Рядом будет лежать хлеб, тот хлеб, который любил покойник, плошка с маисом, ваза с фруктами, рюмка, а может и две, крепкой водки — текильи. Ну, конечно, покойник придет ночью в свой дом! Он увидит, что его ждут!