В погоне за Мексикой
Шрифт:
— Что случилось? — спросил я у рабочих.
— Голова отлетела, — ответил пожилой человек с молотком в руках. — Кто-то просверлил дырочку в граните, заложил динамит и взорвал памятник. Наверное, студенты.
Рабочий окинул взглядом памятник.
— Но мы его отремонтируем. Все будет в порядке, как прежде.
Конечно, у Мигеля Алемана тоже есть заслуги перед родиной. О них говорится в учебнике истории: «Мигель Алеман продолжил кампанию по строительству школ, начал строительство университетского городка, создал национальный индейский институт, построил новые шоссейные дороги, заложил фундамент огромной
Несмотря на этот перечень заслуг, мексиканцы не питают к А1игелю Алеману такой любви, как к Карденасу.
Крестьяне ставят ему в вину то, что во время его правления было заторможено проведение аграрной реформы.
Рабочие упрекают его в том, что он создал благоприятные условия американским монополиям. За годы его правления доходы монополий удвоились.
И бык может быть актером
Как-то в воскресенье мы взяли киноаппараты, треногу, аккумуляторы и поехали на бой быков. Мы решили, что в документальном фильме о Мексике обязательно должно быть любимое зрелище мексиканцев.
На площади, перед входом на Торео, празднично играла музыка. Торговцы, не жалея голосов, предлагали вареную кукурузу с перцем, рога убитого в бою быка и настоящую шпагу матадора с запекшейся кровью.
Я остановился у служебного входа. Позади меня, как гренадеры, стояли операторы Гасюк и Головня.
Невысокого роста человек в очках открыл нам дверь.
— Председатель Союза силы и мужества Фернандес, — отрекомендовался этот человек, — к вашим услугам.
— Мы хотели бы отснять бой быков для документального фильма о Мексике, — сказал я.
— Прекрасно! — воскликнул Фернандес. — Сегодня отличные быки и знаменитые матадоры. Вам просто повезло.
Фернандес пожал руку мне и моим друзьям, похлопал нас по плечу и жестом пригласил пройти.
— Конечно, прежде чем начать работу, вы должны выполнить некоторые формальности, — сказал Фернандес, — внести денежный вклад в бюджет нашего союза. Ведь вашими актерами будут быки и матадоры.
Мы деликатно молчали.
— На днях у нас был французский режиссер, — продолжал Фернандес, — он заплатил двадцать пять тысяч песо. С вас я возьму двадцать тысяч.
Наши руки не потянулись к карманам потому, что у нас не было таких денег. Может быть, такую сумму мы могли бы заработать за год или полтора.
Представитель Союза силы и мужества заметил наше смущение. Он прошелся перед нами туда-сюда. Потом остановился и сказал:
— Ну ладно! Согласен на пятнадцать!
Мы не проявили признаков радости и не захлопали в ладоши. Ну какая разница, двадцать или пятнадцать тысяч? Если бы тридцать песо — тогда другое дело!
— Мы купим входные билеты и снимем бой быков с трибуны, — шепнул мне Борис Головня.
Я принес извинения представителю Союза силы и мужества, и мы ушли. Мы купили за пятнадцать песо билеты и вскоре уже сидели в одиннадцатом ряду. Отсюда хорошо видна круглая арена за двумя заборами, ворота, откуда выпускают быка, и несколько узких проходов для матадоров.
Гасюк приладил к аппарату телеобъектив,
Я уже стал забывать о встрече с сеньором Фернандесом, как вдруг увидел слева и справа от нас полицейских. Они стояли и раскручивали на пальце увесистые резиновые дубинки. За их спиной был сеньор Фернандес.
Полицейский поманил меня пальцем.
— Видите ли, сеньоры, — сказал я полицейским, — мы отсняли маленький кусочек, но ведь это не профессионально, без штатива.
— Тем более вам не жалко будет отдать пленку, — спокойно произнес полицейский.
Наверное, операторам легче было отдать родное дитя, чем отснятую пленку. Но полицейские ждали, и на лицах у них не было и тени сомнения.
...Вечером мы сидели в гостинице, горестно размышляя о неудаче. Какой же это фильм о Мексике, если в нем нет боя быков? В это самое время в нашу дверь постучали, на пороге появился Ренато Ледук один из главных комментаторов боя быков.
— Не печальтесь, друзья, — весело сказал Ренато. — Я поеду к президенту Союза силы и мужества сеньору Прокуне и все улажу.
Конечно, мы отгоняли от себя счастливые мысли. Но однажды, возвратясь со съемок, мы увидели на столе отобранную у нас кассету с пленкой и официальное разрешение, в котором говорилось: «Союз силы и мужества не возражает против того, чтобы советские кинематографисты отсняли кое-какие детали боя быков».
Операторы плясали от радости, а я хлопал в ладоши.
Мы с нетерпением ждали воскресенья и, как только оно наступило, снова отправились на бой быков. Сеньор Фернандес распахнул перед нами дверь. Он пожал нам руки и провел за красный забор — святая святых корриды. За этот забор пускают лишь матадоров и их помощников.
Гасюк поставил аппарат на треногу, прикрепил огромный объектив и стал похож на астронома. Борис Головня приладил аппарат на барьер.
Бык выскочил на арену и остановился посредине круга. Он ударил копытом по золотому песку, вызывая матадора на смертный бой.
Грациозно, словно балерина, вышел на арену матадор. Он раскрыл красную мулету.
Бык пригнул голову, сейчас он нанесет смертельный удар... Но в этот самый момент кинооператоры включили моторы.
Здесь я должен прервать ход повествования. Аппараты, которыми снимали мои друзья, были внушительных размеров и издавали треск. Однажды на съемке в музее антропологии, где люди затаив дыхание передвигаются от одного экспоната к другому, какой-то японский кинематографист, у которого камера работала бесшумно, подошел к Гасюку и долго рассматривал его аппарат.
— А-а! — сказал японец. — Знаю! Это французский...
— Да! — с гордостью подтвердил Гасюк.
— Французы выпускали такие аппараты, — продолжал японец, — перед второй мировой войной для военных корреспондентов. Они трещат как пулеметы. С таким аппаратом на фронте было не так страшно.
Мы долго смеялись вместе с японцем.
У Головни аппарат был советский. Выпущен он после войны, но трещал не меньше французского.
Бык, конечно, не знал тонкостей производства киноаппаратов, но, наверное, слышал такой треск впервые. Если минуту назад он готов был броситься на матадора, то, услышав треск, он остановился, посмотрел сначала на одного кинооператора, потом на другого.