В погоне за мощью

Мак-Нил Уильям

Англо-германское соперничество, которое приобрело серьезный характер лишь после 1898 г., почти целиком относилось к большим надводным кораблям. Горячие поклонники Мэхана, адмирал Тирпиц и его коллеги рассматривали подводные лодки в качестве «довеска» к истинным владыкам морей – линкорам. В результате подобного узкого мышления, через десятилетие после революции, вызванной «Дредноутом» в 1906 г., конструкция линкоров стала подходить к пределам, обусловленным физическими характеристиками сталей, используемых в двигателях, пушках и бронировании.

Однако достижение подобного равновесия было обречено на нарушение подъемом воздушной мощи (достаточно четко предсказанной до 1914 г.). Например, Королевский флот в 1913 г. провел успешные испытания торпедоносных самолетов (хотя трудности с поддержанием торпеды на боевом курсе после сброса не были окончательно разрешены до начала войны) (42*) .

На 1914

г. британское Адмиралтейство не разработало технических средств для противодействия угрозам, являемым этими новыми подводными и воздушными вооружениями большим кораблям. Опасения, которые в 1884 г. заставили направить средства на техническую модернизацию Королевского и всех остальных флотов, были все еще живы и даже углублены в техническом отношении. Подобно Красной Королеве в «Алисе в Зазеркалье», для того чтобы остаться на месте, Великобритания и другие морские державы были вынуждены бежать все быстрее. Верно и то, что германская программа строительства флота поставила после 1898 г. Королевский флот перед вызовом более серьезным, нежели любой другой с 1770-х. Однако перед тем как перейти к рассмотрению предвидения адмирала Эстли Купера Ки относительно последствий инициатив Фишера в 1884 г., имеет смысл рассмотреть, каким образом гонка флотов воздействовала на британское общество в предшествовавшие войне десятилетия. Именно в этот период зародился современный военно-промышленный комплекс, который из самого оплота европейского либерализма стал диктовать свою неукротимую и непредсказуемую волю.

Технологии становятся определяющими

На снимке слева корабль британского флота «Дредноут» – скоростной, тяжеловооруженный линейный корабль, который своим появлением в 1906 г. изменил основу соперничества флотов Великобритании и Германии. На врезках вид с носа и кормы. Однако подводные лодки уже стали представлять угрозу даже самым тяжелобронированным кораблям с мощным вооружением, как показывает рисунок вверху справа. Обратите внимание на перископ, изобретенный всего тремя годами ранее. Быстро развивались и аэропланы: на снимке 1906 г. внизу справа французский авиатор, который летит как бы задом наперед на своем аппарате с толкающим винтом.

Illustrated London News, 1906, pp. 548 (20 Oct.), 301 (1 Sept.) and 841 (8 Dec.).

ВООРУЖЕНИЕ ФЛОТА И ПОЛИТИЗИРОВАНИЕ ЭКОНОМИК

Во-первых, строительство кораблей и изготовление различных механизмов для боевых судов стало действительно крупным предпринимательством. Если в 1855 (когда Уильям Армстронг заявил о необходимости вывести производство пушек на уровень современных стандартов) военная технология плелась в хвосте гражданского конструирования, то теперь она стала ведущей силой британского и мирового технического развития( 43*) . Согласно одному из подсчетов, около четверти миллиона гражданских-или 2,5 % всех рабочих мужского пола Великобритании – были в 1897 г. наняты флотом или основными частными подрядчиками флота(44*). Подсчеты показывают, что в 1913 г., когда ассигнования на флот выросли вдвое по сравнению с 1897 г., шестая часть рабочей силы Великобритании зависела от заказов ВМС(45*).

Процесс, в котором благосостояние и ведение войн объединились для поддержки гонки строительства флотов, имел и свою оборотную сторону. Вопиющие взяточничество и продажность в основном уступили место полуправде и намеренному введению в заблуждение. Желавшие получить заказ предприниматели находили поддержку у местных депутатов парламента, крайне полезных в деле обеспечения благоприятного мнения офицеров Адмиралтейства. В свою очередь, взносы благодарных (или по крайней мере, обнадеженных) жертвователей оказывались крайне полезными для проведения избирательных кампаний кандидатов на места

в парламенте. Агитация посредством газет также могла быть подготовлена путем предоставления открытым для сотрудничества журналистам «внутренней» информации. Газетчиков также можно было щедро подкармливать, одновременно намекая на возможность предоставления им в самом ближайшем будущем секретов, о которых те могли бы раструбить.

Подобными методами флотские офицеры начали вести внутренние войны; намеренные утечки информации в прессу в большинст ве случаев раздувались спекулятивными журналистами и простым распространением сплетен. В частности, личная вендетта между адмиралами Фишером и Бересфордом, в основном ведшаяся на страницах прессы и в парламенте, в итоге затронула почти все стороны деятельности Адмиралтейства. Флотские офицеры, которым отводились первые полосы в популярной прессе (совсем как кинозвездам немногим позже), зачастую вели себя словно избалованные дети.

Правила игры оставались неясными. Посвященная освещению случаев коррупции и расхитительства журналистика появилась лишь во время Крымской войны, и все те, кто пытался управлять общественными делами посредством газет, оказывался в крайне неприятном положении, раздираемый соображениями личной выгоды и предполагаемого общественного блага. Журналист, запускавший в обращение информацию в ущерб истине, ступал на сомнительную почву. В таком же положении оказывался и промышленник, пытавшийся путем пожертвований в избирательный фонд политика повлиять благоприятным для себя образом на предоставление флотского заказа. Крайне сомнительной также представляется мораль флотских офицеров, пытавшихся задействовать прессу для критики вышестоящего начальства или путем оглашения секретной информации оказать влияние на политику государства, поскольку их личное ощущение «высшего долга» противоречило установившимся правилам послушания и дисциплины. Однако, как наглядно показывает пример адмирала сэра Джона Фишера, именно подобными гамбитами делалась и разрушалась карьера офицеров.

Каждое важное изменение в обществе способно изменить предыдущие моральный кодекс и модели поведения. Неотъемлемая от столь пламенным образом веденных в 1884 г. новых способов мобилизации ресурсов двойственная мораль, возможно, лишь подчеркнула важность этого нового способа ведения дел.

Нижеприведенная таблица 1 наилучшим образом подытоживает степень действенности этого метода. В ней мы видим, как за тридцать лет ассигнования на сухопутные войска не смогли даже удвоиться, тогда как затраты на флот возросли почти пятикратно – и это в век почти стабильных цен. Совершенно ясно, что задействование новых технологий и частного сектора в качестве поставщиков вооружений позволило Королевскому флоту отхватить львиную долю государственных ассигнований. В то же время остававшаяся верной старым формам управления и почти полностью зависевшая от сконструированных и произведенных арсеналами вооружений армия намного отстала.

Таблица 1. Выделенные ассигнования (в млн ф. ст.)

Год Пехота и артиллерия Флот

1884 16,1 10,7

1889 16,0 13,0

1894 17, 9 15,5

1899 20,0 24,1

1904 36,7 35,5

1909 26,8 32,3

1914 28,3 48,85

Источник: B. R. Mitchell, Abstracts of British Statistics (Cambridge, 1971), pp. 397-98.

Возросшая интенсивность взаимодействия между промышленностью и флотом оказала серьезное давление на две другие – финансовую и техническую-составные государственного управления. Финансовые проблемы приобрели особенно болезненный характер ввиду непредсказуемости цен. Темп роста последних напрямую определялся степенью задействования новых устройств и процессов. Раз за разом новая многообещающая идея оказывалась намного более дорогостоящей, нежели виделось вначале. Однако остановиться посреди пройденного пути или вообще отказаться от попыток задействования новых устройств до окончательного подтверждения их оправданности означало уступить технологическое первенство флота другим.

Разумеется, Королевский флот не намеревался тратить больше, чем выделял парламент. Однако со времен Сэмюэля Пеписа (и до него) Адмиралтейство имело привычку занимать деньги у лондонских банкиров с целью покрытия текущих расходов до выделения средств парламентом. Пока замена кораблей и пушек проходила в достаточно медленном темпе, цены были вполне предсказуемыми. Здравомыслящий Совет правления Адмиралтейства мог в случае чрезвычайных обстоятельств брать заем и затем, получив средства от парламента, покрывать его, не накапливая угрожающе больших долгов. Подобная система давала парламенту то, за что он платил, а Адмиралтейству – полезную гибкость в ведении дел.