В погоне за мощью

Мак-Нил Уильям

Столь бурно начавшаяся в 1884 г. техническая революция вряд ли могла иметь более иронический результат. Как и многое другое в гонке флотов первых лет нового века, этот результат был предтечей явлений будущего и предвидением технологически непредсказуемого и неуправляемого мира, в котором мы в настоящее время очутились. Тот факт, что ознаменовавшиеся невиданными и впечатляющими успехами на всех фронтах энергичные условия по рационализации управления( 62*) тем не менее, в целом сделали общественную систему неуправляемой, является огромным парадоксом. В то время как составные части социума становились все более рациональными, более управляемыми и более предсказуемыми, собственно человеческое общество, в котором существовали Королевский флот и его соперники, становилось все более беспорядочным и бесконтрольным( 63*) .

МЕЖДУНАРОДНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Международная

сторона этого парадокса является наиболее очевидной -как всем хорошо известно, из Великобритании военно-промышленный комплекс быстро распространился по всем другим индустриальным регионам. До 1890-х Франция являлась единственным значительным возможным соперником на морях, однако продолжающееся сопротивление французских налогоплательщиков увеличению ассигнований на флот не позволило достичь уровня подобной возникшей после 1884 г. в Великобритании самоподдерживающейся обратной связи. Даже столь значительный технологический прорыв французов, как открытие в 1875 г. метода промышленного производства однообразного и надежного сплава для флотских нужд,(64*) не смогло сделать французский флот надежным и постоянным рынком для национальных металлургов. Как мы видели выше, вместо этого Палата депутатов Франции отложила строительство линейных кораблей в 1881- 1888 гг.

Вдобавок усилилась ценовая конкуренция со стороны германских сталелитейщиков. Французское правительство в 1883 г. ответило введением защитных таможенных пошлин, а в 1885 г. отменило запрет на продажу вооружений за рубеж. Не имевшие ранее возможности конкурировать с Круппом, Армстронгом и Виккерсом французские производители вооружений достигли поразительных успехов(65*). В 1890-х ведущая оружейная компания Франции – Шнейдер-Крезо – вытеснила Круппа с российского рынка. И действительно, французская полевая артиллерия значительно превосходила соперников по конструкции пушек,( 66*) однако окончательно закрепиться на российском рынке французам позволило политическое сближение 1891 – 1894 гг., сделавшее Париж и Санкт-Петербург союзниками в противостоянии Берлину. Сигналы, исходившие от министерства иностранных дел Франции, обеспечили предоставление банками страны щедрых кредитов, наделявших царское правительство требуемой платежеспособностью и позволявших ему расплачиваться за поставки стратегически важных французских товаров. Сталь для рельсов была столь же важна, сколь оружие – в особенности для французских сталелитейщиков. Благодаря новым иностранным рынкам последние, наконец, сумели достичь объема производства достаточно большого, чтобы сделать прибыльными новейшие технологически продвинутые прокатные станы. В итоге темпы роста черной (ферритной) металлургии Франции в 1894 – 1914 гг. далеко превзошли даже показатели Германии(67*). Новая техническая действенность вкупе с некоторой безоглядностью французских банков, предоставлявших кредиты обладавшим сомнительной платежеспособностью государствам, позволила французским компаниям вторгнуться на германские рынки вооружений и стали на разных континентах – в Китае, Италии, на Балканах, а также в странах Латинской Америки и в России.

Экспорт вооружений и стальных рельсов был сопоставим с экспортом технологий. Французские и британские компании деятельно помогали России строить новые и расширять старые оружейные производства, развернув особо бурную деятельность после 1906 г. Вскоре призрак перевооруженной, технически модернизированной России, обладающей железнодорожной сетью, способной обеспечить быструю мобилизацию своих огромных людских резервов, стал все более настойчиво преследовать планировщиков германского Генерального штаба. Финансово-техническая смычка Парижа и Санкт-Петербурга в условиях поддержки со стороны Лондона придала вес опасениям германцев относительно возможности оказаться в окружении(68*).

В силу экономических и военно-стратегических причин французское вторжение на иностранные рынки вооружений стало предметом серьезной озабоченности Круппа и германского правительства. Для обеспечения своих предприятий заказами Крупп постоянно нуждался в продажах на внешних рынках. Например, в 1890-1891 гг., непосредственно до того, как конкуренция со стороны французов начала оказывать значительное влияние на уровни продаж, за рубеж уходило 86,4% всех произведенных вооружений, тогда как германский государственный заказ составлял всего лишь 13,6 %(69*). В последующие годы цифры данных продаж иностранным покупателям перестали публиковаться, однако ясно, что новые поставки французских (и британских) вооружений зарубежным государствам в значительной мере осуществлялись за счет Круппа. В итоге к 1914 г. доля продаж на внешнем рынке упала ниже 50 % всех произведенных вооружений. К началу войны Шнейдер также экспортировал приблизительно половину своей продукции, тогда как Виккерс-менее трети(70*).

Раз за разом ценовая конкуренция, в которой лидировал Крупп, уступала

место соображениям политической экономики после 1903 г. Крупп более не мог получать оплату за свои пушки, убеждая французские банки предоставлять новые кредиты России и другим неплатежеспособным государствам. Ранее подобное было возможно благодаря традиционной погоне инвестиционного капитала за максимальной прибылью – вне зависимости от политических границ и союзов. Однако после 1904 г. французские кредиторы стали все настойчивее требовать от своих клиентов приобретения французских вооружений и других товаров(71*). Как отмечал представитель Шнейдер-Крезо нескольким позднее, «мы рассматривали себя в качестве [партнеров], сотрудничающих с правительством, и не вели переговоров и дел без его одобрения»(72*). Подобное сотрудничество позволило французскому экспорту вооружений менее чем за двадцать лет вырасти вдвое – от 6,6 млн франков в среднем за год в 1895 -1904 гг. до 12,8 млн в 1905 – 1913 гг( 73*) . Разумеется, сокращение внешних рынков Круппа означало потребность компании в политически гарантированных заказах на продукцию. Как хорошо известно, управляющие компанией нашли выход в виде программы строительства военного флота Германии, начавшейся в 1898 г. и затем продолжаемой в постоянно возрастающих объемах до 1914 г.

Вначале германская флотская программа являлась лишь одной из ряда подобных угроз превосходству Королевского флота. Подъем Японии как дальневосточной морской державы был делом куда более срочным, поскольку самым решительным образом менял баланс сил в китайских водах. В ответ официальный Лондон сделал Токио своим союзником (1902 г.). Вдобавок засвидетельствованный разгромом Испании в 1898 г. подъем флота Соединенных Штатов( 74*) означал установление американской сферы влияния в Карибском море и Тихом океане. В 1901 г. Первый лорд Адмиралтейства поставил в известность кабинет министров, что учитывающий флот США «стандарт двух держав» превосходит возможности Великобритании( 75*) . Показная сердечность между американскими и британскими флотскими подразделениями в американских водах сменилась полным выводом эскадр Королевского флота и почти столь же полным закрытием британских военно-морских баз в Новой Скотии, Британской Колумбии и на Карибских островах. Это помогло адмиралу Фишеру сэкономить средства на постройку «Дредноута», а союз с японцами позволил сконцентрировать большинство флотских подразделений в водах метрополии. В 1904 г. соперничество с Францией, чьи подводные лодки представляли серьезную угрозу, сменилось заключением союза, а разгром России Японией в 1904- 1905 гг. убрал русский флот из раскладов сил. Таким образом, Германия осталась единственным соперником Великобритании.

Адмирал Тирпиц был крепким орешком – как, впрочем, и его коллеги. Приверженец идей Мэхана и убежденный сторонник победы в решающем сражении как конечной цели всей флотской политики Тирпиц сделал ставку на постройку линейных кораблей. Угроза британскому флоту стала явной, хотя германское правительство и не желало публично заявлять о том, что новый флот строился для вытеснения британского присутствия из тесных северных морей. Вместо этого Тирпиц провозгласил теорию «риска», означавшую создание флота настолько сильного, чтобы представлять реальный риск для британского морского владычества. Только тогда, по мнению автора теории, Великобритания стала бы уважать интересы Германии как великой державы. Тогда и только тогда была бы устранена постоянно нависавшая над германскими предпринимателями и стратегами угроза перекрытия британцами доступа к заморским рынкам и сырью(76*).

В 1898 г. Тирпиц столкнулся с трудностями в деле обеспечения необходимого количества голосов для проведения программы через процедуру утверждения в рейхстаге и был вынужден обещать, что строительство новых кораблей не потребует повышения уровня налогообложения. Затем в 1906 г. появление детища Фишера – «Дредноута» – спутало все карты, поскольку для того чтобы не отставать от британцев, германцам необходимо было строить гораздо более дорогостоящие, чем предполагалось ранее, корабли. Вдобавок необходимо было предпринять расширение открытого в 1885 г. Кильского канала для перехода массивных линкоров из Балтийского в Северное море и обратно, а также работы по углублению фарватера в Вильгельмсхафен и другие порты на Северном море.

Запрос дополнительных налоговых средств у рейхстага был делом рискованным и мог нарушить хрупкое согласие между консервативными интересами аграриев и интересами предоставлявших основную поддержку планам Тирпица городских слоев общества. Даже защищенные высокими пошлинами на ввозимое зерно прусские помещики – класс, из которого традиционно выходили армейские офицеры – и так с трудом сводили концы с концами и однозначно противились увеличению налогов в любой форме. Аграрии не упускали возможности напомнить, что три линейных корабля обходились во столько же, сколько пять армейских корпусов, однако общественная поддержка, которой заручились Тирпиц и его помощники, оказалась непреодолимой даже для представителей старого прусского правящего класса(77*).