В погоне за призраком, или Испанское наследство
Шрифт:
– Вы жалкая авантюристка! – заявил Абрабанель в ярости от потигшей их неудачи. – Из-за ваших фантазий мы напрасно рисковали жизнью!
– Вы? – рассмеялась Лукреция. – Да уж... впрочем, «А la guerre comme a la guerre» [79] , – заключила она и отвернулась.
Пересчитав раненых и выслушав полный леденящих душу подробностей и причитаний рассказ Абрабанеля, губернатор пришел в такое возбуждение, что вознамерился поднять на ноги весь гарнизон, от чего, впрочем, легко дал себя отговорить. Слухи о вооруженном нападении на остров пиратов моментально облетели город и стяжали Джексону лавры спасителя отечества. Одним словом, к утру в головах и в делах царила полная неразбериха, а в бессмысленной суете
79
«А ла гэр ком а ла гэр» (фр.) – «На войне как на войне».
– Какой-то флейт, судя по мачтам и парусам, сэр. На его флагштоке развевался британский флаг, и мы подумали, что это какой-нибудь капер, караулящий голландцев, сэр. Но нам до них дела нет, не так ли, сэр? – ответил офицер и воззрился на коменданта. В глазах его читалось недоумение от того, что его посмел допрашивать какой-то французишко.
– Клянусь шпагой, что это никакие не английские каперы! Слишком много совпадений. А главное, если те двое были с «Медузы», то они как раз успевали уйти до рассвета. Проклятие, если бы не моя рана, мы бы схватили их.
Лукреция была согласна с шевалье. Корабль, который пожелал быть незамеченным, внушал подозрения, тем более если этот корабль – флейт, а во время его стоянки в доме Кроуфорда вскрыли пол и залезли в тайник. Лукреция понимала, что это не могло быть простым совпадением и Веселый Дик был этой ночью на острове. Раз сокровища на Эспаньоле, а пираты обретаются на Тортуге, которая всего в нескольких милях от нее, то она направится на Тортугу, тем более если предположить, что из тайника была извлечена именно карта. Что ж, все сходится, картина ясна.
Абрабанель, который никак не мог прийти в себя от потрясения, отнесся к соображениям Лукреции с недоверием, однако был готов немедленно плыть вместе с ней – как говорится, свой глазок – смотрок. Заодно он прихватил с собой с десяток голландцев во главе с Ван Дер Фельдом и свою дочь Элейну, которую он менее всего желал бы видеть в заложницах у английского губернатора. К тому же ей не мешало бы попривыкать к своему будущему мужу, раз уж не было никакой возможности обручить их на Барбадосе. А еще в голове почтенного коадъютора неосознанно зрела мысль использовать свою дочь как приманку для Харта, только вслух об этом он и себе бы не признался. Согласия Элейны, разумеется, никто не спрашивал.
Элейна же отправлялась в эту опасную экспедицию, полная воодушевления и самых радужных надежд. Зная, что они плывут на Тортугу, которую называли Пиратской Республикой и родиной Берегового Братства, Элейна питала надежды, что это приключение позволит ей подучить ответ на письмо прямо из уст самого Уильяма, ведь ныне Уильям числился одним из этих подонков. Она усматривала в этом перст судьбы. Несчастная судьба Харта, его скомпрометированная репутация и нынешнее его ненадежное положение не только не отвращали от него сердце Элейны, но, напротив, привлекали ее к Уильяму еще больше. Теперь Уильям казался ей настоящим рыцарем, который отважно противостоит ударам судьбы, отстаивая свою честь и проявляя благородство. На его образ волей случая был наброшен романтический покров, который удивительно подходил к его небесно-голубым, немного печальным глазам и его безупречному профилю. К тому же Элейна не теряла надежды, что ей или удастся переубедить отца, или произойдет какое-нибудь
Что касается Лукреции, то она тоже не хотела выпускать из вида своих конкурентов и предпочла иметь неугомонных голландцев у себя под рукой, чем за спиной, и к тому же она вполне серьезно рассчитывала на их деньги, которые у них были и которые могли понадобиться в любой момент, потому что предприятие, в которое она пустилась, становилось все более непредсказуемым.
Подвоха со стороны Абрабанеля она не боялась. Они находились сейчас на ее территории, или, лучше сказать, на территории, на которой она была временно своей, губернатор Тортуги терпеть не мог голландцев и всячески препятствовал их продвижению в Новом Свете, и главное, на Тортуге, видимо, были оставшиеся в живых члены команды флейта «Голова Медузы», который Абрабанель, образно выражаясь, отдал на откуп дьяволу. Возможно, в Англии и Голландии эти люди были вне закона, но на французской территории к их свидетельствам могли и прислушаться. Для Абрабанеля такой поворот дела был бы совершенно нежелателен. Поэтому Лукреция предполагала, что некоторое время банкир будет совершенно ручным. Он и в самом деле не пытался бунтовать, но противоречил Лукреции на каждом шагу. Судя по его словам, в карту он не верил, но страшно боялся ее упустить и остаться с носом. Ради нее он сейчас пошел бы на все – даже бы согласился жениться на Лукреции. Она думала об этом с иронией, в душе посмеиваясь над таким странным браком.
Абрабанелю же было не до смеха, потому что он действительно был на грани. Сокровища испанских конкистадоров, которые так занимали мысли главных пайщиков Вест-Индской компании, которые до сих пор были чем-то манящим и недостижимым вроде райских кущ, вдруг стали наконец обретать реальные черты, они вдруг получили имя, адрес и что-то вроде родословной. Они становились для Абрабанеля чем-то вроде живого существа, которое пряталось где-то поблизости, дразнило его и не давалось в руки. Но он явственно чувствовал его запах, слышал его дыхание, различал его полустертые следы. Абрабанель никогда не был ни воином, ни охотником, но охотничий азарт был знаком ему очень хорошо – это чувство овладевало им, лишь только рядом начинало пахнуть золотом. Запах этот становился тем более отчетливым, чем ближе подходили они к пиратском гнезду. Его не мог перебить даже запах опасности.
А опасность была немалая. Абрабанель тоже подумывал о той команде, которую сдал пиратам. Эти люди наверняка уже во всем разобрались и жаждут свести с ним счеты. Здесь, на Тортуге, сделать это проще простого, тем более что голландские купцы здесь не в почете у самого губернатора. Единственный человек, который может гарантировать ему безопасность, – это проклятая французская шпионка. Придется смириться и терпеть все ее штучки, пока не возникнет более благоприятного момента. В глубине души Абрабанель был невысокого мнения о женском уме и предполагал, что рано или поздно миссис Аделаида ошибется и чаша весов склонится в его пользу. Это случится обязательно. Абрабанель был в этом совершенно уверен, как человек благочестивый и богобоязненный.
Гавань Бас-Тер, на юге острова, обращенная к проливу, отделяющему Тортугу от Эспаньолы, да бухта близ селения Ла Монтань – вот те два места, куда могли пристать крупные суда. Лукреция невольно залюбовалась могучим утесом, царящим над Бас-Тером и под вечер закрывающим своей тенью небольшой порт. Утес этот не склонные к поэтическим аллегориям буканьеры именовали просто Горой, вложив в сие прозвание все то восхищение его мощью, на которое были способны их ссохшиеся от прозаические души.
Гора и послужила основанием для небольшой, но с большим умом выстроенной фортеции, чьи пушки могли потопить любое неугодное судно, а стены выдержать даже длительную осаду. Гору венчал тридцатифутовый уступ, вершину которого будто обрезали гигантским ножом, превратив в естественную смотровую площадку. Люди окружили ее камнями, соорудив из нее квадрат со стороной около семи ярдов, и установили на ней орудия: две железные и две бронзовые пушки.
Лукреция обратилась к подошедшему капитану и, указывая на смахивающий на орлиное гнездо форт, проговорила: