В погоне за Зверем

Рат Агата

– Так отец твой где? – просто из любопытства спросила я.

Шумский напрягся. Тяжело вздохнул.

– В Польше гнида.

И это было так сказано, что больше мне ничего не захотелось спрашивать. В Польшей так в Польше. Главное, что у такой гниды получился такой правильный сын. И, наверное, здесь заслуга многострадальной матери. Не любят у нас женщин, осмелившихся родить без мужика, а опозоренных ещё сильнее недолюбливают. Будто у них на лбу клеймо паршивой овцы выжег тот, кто силой забрал честь.

ЭПИЗОД 2.

Петляя извилистыми улочками,

мы не успели доехать до центра, как Евгений попросил свернуть немного сторону и отвезти его домой. Я не стала возражать. Во-первых, мой капитан и так чуть дышал, а во-вторых, темнело. В отделении местной милиции никого нет, разве что дежурный. Да и какие могут быть дела в погружающимся в сон городе? Это не столица и даже не областной центр, чтобы народ кутил до утра в ресторанах. Судя по домам, люди здесь простые, не избалованные излишествами беззаботной жизни. Так что сегодня меня ждёт казённая кровать, а не работа. Отдохнуть с дороги ещё никому не мешало, особенно перед знакомством с Заболотинским начальством.

Следуя указаниям Шумского мы привезли его к невзрачному домику, но за высоченным деревянным забором. Машина только притормозила перед воротами, как раздался лай собаки. Хвостатый охранник так надрывался, что казалось вот-вот задохнётся, прогоняя непрошеных гостей. Но стоило Шумскому выйти из машины и крикнуть: «Регоза!», как сразу же послышался радостный скулеж. Ну а когда хозяин открыл ворота собака чуть ли не прыгала, размашисто виляя хвостом.

– Ай ты моя Регоза! – совсем по-мальчишески проговаривал Шумский, теребя собаку по голове, а та облизывала хозяина, вертясь юлой.

На чужаков, стоявших у ворот, радостная псина уже и носом не вела. Всё внимание Регозы было сконцентрировано на вернувшемся хозяине. Верную собаку просто распирало от радости. Она и скулила, прижимаясь головой к раскрытой ладони Шумского, и тявкала, виляя пушистым хвостом, и прыгала на месте, пытаясь облизать лицо. Казалось, что животинка сейчас растворится в собственном счастье рядом с родным только ей человеком. Говорят, что собаки – это сплошные инстинкты с рефлексами, впрочем, как и все звери, но, глядя на Регозу, я усомнилась в научных постулатах. Животные способны на более глубокие чувства, такие как любовь, например.

Регоза, эта маленькая собачка, любила своего хозяина. Да и Шумский был привязан к ней. Достаточно было посмотреть, как засветились радостью глаза, когда он гладил свою собаку.

– Регоза, ты моя Регоза. Соскучилась, милая, – ещё ласковее заговорил Шумский, спуская собачку с цепи.

Похоже, Регозу на привязи не держали. Трава возле будки не вытоптана. Скорее всего, это была вынужденная мера, чтобы собака не бросилась за хозяином, когда его увозили. И судя по упитанным бокам, Регоза явно не голодает. Подкармливали. Но кто? Шумский не женат. И тут мои мысли распугала вбежавшая во двор женщина.

Ладно, если бы просто вбежала! Так она своими широкими боками растолкала нас с Дорониным в стороны, будто не заметила, что помимо Шумского на улице стоят ещё люди. И не просто люди, а в форме. Я могла бы списать её игнорирующее поведение на сгущающиеся сумерки, но решила обождать с выводами. Тем более, что незнакомка бросилась обнимать Евгения Ивановича, а когда присмотрелась к его

лицу, так и вовсе запричитала:

– Ай да ироды! А что с моим мальчиком сотворили?! Чтоб у них руки-то поотсыхали! Ноги-то поотвалились! И головы поотлетели!

– Тёть Нюр, да нормально всё, – поспешил успокоить её Шумский, бросив в нашу сторону опасливый взгляд. Всё-таки его тётка антисоветчину разводит, критикуя работу моих коллег.

Сыплющая проклятиями женщина тут же перехватила взгляд племянника, посмотрев на меня с Дорониным. Вот так недобро посмотрела, что у меня прям засосало под ложечкой и стало как-то не по себе. Глаз у тётки Шумского был острый, будто нож. Смотрела, как резала по живому. Я не из робкого десятка, но от глаз злой бабёнки инстинктивно захотелось спрятаться за спиной Доронина. Что я, кстати, чуть и не сделала! Уже качнулась назад, как тут же мысленно приказала себе: «Отставить, Лисовская!», и демонстративно шагнула вперёд.

Тётке Нюре это не понравилось. Прищурив глаза, она с вызовом кивнула на меня.

– А это ещё хто?!

Мерзкое ударение на «Хто», а не на «Кто», заставило меня поморщиться. Да и голос недружелюбной заболотинской женщины ничем не уступал её взгляду. Такой же острый! С любимым племянником бархатом греет, а с чужаками сталью режет. Кстати, заметив мою недовольную мину, тётка Нюра скривила такую же, если не красноречивее, давая мне понять, что здесь принято говорить так, а не иначе.

Шумский на каком-то инстинктивном уровне почувствовал возрастающую напряжённость и, встав между нами, тут же поспешил разрядить обстановку.

– А это, тетя Нюра, капитан Алеся Лисовская из Москвы. Будет помогать нам искать Зверя, – так в городе уже прозвали убийцу детей.

Та ещё раз придирчиво осмотрела меня с ног до головы и брюзгливо фыркнула.

– Ну, ну, – протянула она раздосадовано, – напомогали уже комиссары. Вон, как тебя забрали, внучка Аксиньи Дятко пропала. Скока дней уже девчонку ищем и никак не найдём. А с этих допоможцев, как с козла молока. Вроде дёргать есть за Што, а толку.

Обычно я в карман за словом не лезу, но тётке Нюре не нашла, что ответить. То ли прибывала в какой-то растерянности от её смелости, то ли она давила на меня своим авторитетом. И такое, кстати, бывает. Есть люди, которые только одним своим видом внушают уважение. Вот тётка Шумского как раз относилась к таким людям. Сильная женщина. В ней чувствовался внутренний несгибаемый стержень. Теперь-то понятно, в кого капитан такой безрассудный правдолюб. В наше время это качество в человеке, считай, что чёрная метка для пирата. Ну не любят у нас прямолинейных и честных людей. Наше время – это время изворотливых лжецов, а ещё трусов. Куда без них? Эти опора для любого режима.

– Тося.

Не то спросил, не то просто вспомнил имя пропавшей девочки? Я так и не смогла уловить интонацию Шумского, пока перебирала в голове, как достойно огрызнуться его тётке.

– Тося, Тося, мальчик мой.

Повторила его родственница, продолжая сверлить меня злобным взглядом, выжидая отвечу ли я на провокацию. Бросив попытки подлить масло в огонь нашей неприязни, я переключилась на Шумского. Всё-таки в приоритетах у меня было поймать убийцу, а не собачиться с местными жителями.