В поисках баронессы

Утро у барона Ронана Гревилля не задалось.

У лакея, который подавал к завтраку кофе, так тряслись руки, что он опрокинул полную чашку прямо на своего господина. Вместо того, чтоб извиниться, виновник сунул практически в лицо опешившему барону газету.

— Взгляните, милорд! Взгляните скорее, — воскликнул он.

В голосе звучало такое отчаяние, что барон не решился высказать упрек. И потом: он знал старика Вильямса с детства. Последние десять лет тот служил ему лично. И никогда не допускал подобного. Чтобы

выбить его из колеи, требовалось нечто поистине невообразимое. И барон опасался представить, что это могло быть.

Он взял газету и взглянул на разворот, который оставил открытым лакей.

Несколько секунд Ронан просто хватал ртом воздух, точно рыба, которую выдернули из воды. Буквы заголовка прыгали перед глазами, не желая складываться в слова.

Ужасные, невозможные слова.

Молодой барон мгновенно забыл о промокших от кофе брюках. Да как можно помнить о брюках в такой момент!

«Страшный пожар начисто уничтожил поместье Гревилль», — гласил заголовок.

Ронан перечитал это раз, потом — еще раз, потом — снова.

Нет. Нет, нет, нет! Такого решительно не может быть. Это какая-то чудовищная ошибка. Не далее, как три дня назад он уезжал из своего поместья в столицу. И все было в полном порядке! Поместье он оставил на жену. До крайности вздорную, следует заметить, особу. Вздорную и спесивую, за двенадцать лет брака превратившуюся в сухую чопорную женщину с вечно поджатыми бледными губами и неизменным тугим пучком бесцветных волос на затылке.

Супруга давно не вызывала у барона теплых чувств. Но ей следовало отдать должное — за хозяйством она следила безукоризненно.

Как подобное могло произойти в ее присутствии?!

— Вильямс, — голос звучал сдавленно. — Налейте, пожалуйста, еще кофе.

Лишь отпив залпом половину чашки, Ронан сумел приступить к чтению. Пожар произошел еще позавчера. Огонь вспыхнул вечером, немного спустя после заката. Вчерашнее утро озарило лишь остывшее пепелище. Однако до газетчиков эти сведения дошли только нынешней ночью. Не иначе — исключительно для того, чтобы те порадовали вестями незадачливого барона с утра пораньше.

— Милорд, — голос Вильямса дрожал. — Как же так? Сколько в поместье было человек? А как же миледи?!

Святой Иероним.

Жена! Он подумал о том, как та могла допустить пожар в поместье. Но не подумал о том, что с нею самой сталось.

В таких растрепанных чувствах и застал барона пронырливый газетчик, которого за каким-то квадратным демоном впустили в дом.

У газетчика оказался ворох вопросов.

Врожденная вежливость не позволила Ронану в тот же момент отдать приказ, чтоб его вышвырнули прочь из дома. К тому же газетчик оказался хитер. Прежде чем вываливать на хозяина дома свои вопросы, он дал понять, что знает несколько больше, чем написано в газете. И даже обронил пару фраз, которые моментально заставили Ронана подобраться и насторожить слух.

Что уж там говорить — ушлый тип парой слов поймал барона на крючок.

И принялся издеваться: обронит пару намеков — и тут же вопрос. На который Ронан, конечно же, отвечал — он ведь хотел услышать

больше! Так газетчик и тянул из него по капле информацию.

Липкий тип, впрочем, оказался меньшим из зол в нынешнее утро.

Должно быть, небеса разверзлись. И оттуда на голову тридцатидвухлетнего барона в изобилии хлынули несчастья.

Следующим за газетчиком несчастьем оказалась разъяренная фурия, ворвавшаяся в его дом, точно степной ураган.

*** ***

Ронан не сразу и узнал ее.

Кажется, в последний раз он видел леди Ангес двенадцать лет назад. Как раз тогда, когда по его вине расстроилась их помолвка. Хотя нет: он и после видел ее мельком не единожды. С ней ведь дружила его жена! Престранный факт, следует сказать — но женщины вообще странные создания.

За эти двенадцать лет Агнес заметно переменилась. И нужно признать — не к лучшему. Далеко не к лучшему! Пусть и не настолько сильно, как его жена.

— Еще здесь, подлец! — заявила она звенящим от ярости голосом вместо приветствия.

— Миледи, — произнес потрясенный Ронан, поднимаясь на ноги.

— Гиена горная тебе — миледи! — выплюнула с ненавистью Агнес и швырнула ему в лицо злосчастную газету.

Он даже смотреть не стал — сразу понял, что сегодняшняя. Знал даже, на какой именно странице она открыта.

— Значит, приехал в столицу развлекаться, — она обвиняюще ткнула в него пальцем. — В то время, как Фиа, — она не договорила — губы вдруг жалко задрожали, а на глазах выступили слезы.

— Леди Агнес, — раздельно проговорил Ронан. — Я вас прошу подбирать выражения! Вы говорите о моей жене, в то время, как я сам нахожусь в неведении о ее судьбе…

— Ах, в неведении! — перебила она его. — И что, это новость?! Или ты прежде очень часто интересовался ее судьбой?! Даже теперь — она ведь писала мне, что приедет! Мы обе ждали этой встречи. И что же?! Я узнаю, что барон Ронан Гревилль оставил, видите ли, жену дома. Ты бросил ее там, чтобы она сгинула в этом клятом пожаре!

— Она сама решила остаться, — процедил он, возмущенный несправедливостью обвинений.

— Сама решила, — повторила Агнес. — Интересно, как это могло произойти. Тебе показать ее письма?! Она полгода ждала этой поездки! Строила планы. А ты! Мало того, что ты на год с лишним запер ее в деревне. Так еще и сейчас бросил там.

— Остаться в поместье Фионе посоветовал лекарь, — Ронан предпринял новую попытку достучаться до здравого смысла.

— Ах, вот как. Подождать конца поездки его рекомендации, само собой, не могли, — ядовито отозвалась бестолковая женщина. — Скажи лучше прямо: ты оставил ее в деревне, чтобы здесь спокойно развлекаться со своей пассией! Как ее — Далила, Дамила? Это ведь для нее ты снял квартиру на углу Рыночной и Игольной улиц? — она обернулась к навострившему уши газетчику. — Ведь эта квартира снимается неизменно уже четыре года! И все четыре года она живет там. Или ты считал, что никто ничего не знает?! Бедная Фиа — кажется, единственной, кто ничего не знает, была она!