В поисках лучшего альтернативного мира
Шрифт:
[???: Сучара, ты будешь отвечать, куда ты деньги спрятал?!]
[???: Да нет у меня никаких денег! Хны-хны… Прошу, отпустите нас, заберите, что хотите, только уйдите, прошу!]
[???: Мда, тяжёлый случай… Оныч, сломай ему руку.]
[???: Чего?! Чего?! Агхагхагыгхныыыхыхыхы….]
Здоровяк подошёл вплотную к испуганному мужчине и взял его за кисть. Ладони незнакомца были мелкими и потными, они заметно тряслись, и в них не было абсолютно никакой уверенности… Как и отчаяния.
Громила просто сжал пальцы на запястье зверолюда и, слегка прокрутив ладонью, сделал мужчине
[???: Сучара, если ты не ответишь, где золото, следующей будет твоя жена, потом дочь!]
[???: Я… Я же сказал… У меня нет денег.]
[???: Оныч.]
Великан молча взял женщину за руку. Она перестала дрожать или плакать. Пустые, почти мёртвые глаза уставились на пухлую рожу здоровяка — будто стеклянные, они не значили ровным счётом ничего кроме безнадёжности.
[???: ….]
[???: ….]
[???: Деньги в подполе… За банками с грибами… В корзине из-под ягод….]
[???: То-то же!.. Так, Траст, иди проверь подпол. Остальные, держим их на мушке, пока не уйдём… Оныч, можешь идти.]
Громила с каменным лицом уставился на ушастую физиономию зверолюда, одетого в тёмный плащ.
[Оныч: Мая доля.]
[???: Да-да, конечно… Как я мог забыть? Ха-ха… Завтра зайдёшь — получишь.]
[Оныч: Мая доля. Сыйчас жы.]
[???: Эххх… На сколько процентов мы там договаривались с тобой? Десять?]
[Оныч: Питнацать]
[???: Понял-понял… Так, Траст, тащи сюда деньги.]
[Оныч: …]
[???: Так… 300 монет… Получается 45 монет… Держи. Теперь можешь идти.]
[Оныч: …]
Не попрощавшись, здоровяк вышел на улицу и пошлёпал в сторону своего дома. В его голове было также пусто, небо было всё таким же серым и безысходным, а день и не собирался заканчиваться.
***
Родители назвали его Д’он. Они всю жизнь мечтали, что их дети вырвутся в люди и заработают себе имя, поэтому и малыша назвали по дворянскому: «де Он». Тем не менее, таким промышлять было крайне опасно в связи с новыми порядками Вигирфалей (которые могли запросто казнить за подобное злоупотребление благородной приставки «де»), так что имя мальчика немножко подсократилось.
В семье его звали Оном, на улице Деоном, а в банде Онычем. Здоровяк и сам уже не помнил, почему его звали именно так. Родственникам вроде так просто было легче, среди знакомых он запомнился своим полным именем, а «коллеги» по работе, явно надсмехаясь над мнимой важностью имени гиганта, прибавили к его имени статную «ыч».
Мальчик рос в полном отчуждении. Его любимые деревья срубали крестьяне, любимых зверушек топили родные, а любимые гибли по собственной же глупости. Ему не везло — вот и всё, хотя, на самом деле, в Четвёртом Кольце не везло абсолютно всем, и даже крохотный мальчик не мог этого не понимать.
Дни тянулись годами, а месяца тысячелетиями. Каждая секунда был унылой, глупой, пустой и даже пошлой. Тем не менее, и сам Оныч не сильно отличался от своей жизни: никаких
Родители потихоньку умирали, сёстры и братья не доживали и до 12 лет, а знакомые то гибли, то уезжали.
В конце концов, к 17 годам Деон остался совсем один. Всё, что у него было, так это небольшая раздолбанная корчма, почти не приносившая дохода, и одежда с оставшимися пожитками.
На обычные работы его не брали — в шахты не пролезет, тягло больно большое, в кузнице точно сломает что-нибудь, сапоги порвёт своими ручищами, на улицах подметать — так убьёт кого-нибудь… В общем, он нигде не был нужен.
…Кроме бандитских группировок. Огромные бицепсы, плечи, грудь, ноги — Оныч мог голыми руками убить даже человека, одетого в кольчужную броню (которая в те времена считалась чуть ли не гарантом бессмертия в уличных разборках).
У него не было моральных принципов, связей со стражами, места постоянного заработка и знакомых, способных на него донести… Так что зверолюды подцепили его чуть ли не сразу.
В Четвёртом Кольце их было очень много, даже слишком. В зажиточные районы пробирались немногие, да и некоторых вообще не пускали дальше Третьего Кольца. В тесноте, нищете и расовом разнообразии процветали разбои, бандитские группировки, локальные клановые войны, мародёрства и прочая мерзость, которая, впрочем, самих людей почти не касалась. Зверолюды крайне редко осмеливались предпринять что-либо против коренных жителей Йефенделла: как минимум они не были теми, кто выпер их из первых колец, да и рисковать своей шкурой не хотелось.
Прошёл месяц, другой — Оныч убил уже порядочное количество зверолюдов, около 40. Он не чувствовал раскаяния, терзаний совести, стыда… Тем не менее, никакого удовольствия он от этого тоже не получал — это просто была работа, вот и всё.
За это время он сколотил нормальную такую по тем меркам сумму. Корчма превратилась в его дом (он даже не задумывался вкладываться в столь бесполезное предприятие), появилась адекватная мебель, кровать, пропитание, одежда…
Тем не менее, ему хотелось чего-то большего, хоть он и не понимал, чего именно. Без раздумий он решил жениться. По соседству как раз жила дочь местного кожевенника — некрасивая, крайне тупая, но здоровая и послушная жена, которая ещё к тому же и заглядывалась на молодого богатыря. Чёрные волосы, карие глаза, слегка крючковатый нос, вздёрнутый подбородочек и пухлые губы — ничего такого примечательного, но для Оныча это и не было важно.
Обвенчались в монастыре Авагарлийского Креста, свадьбу не проводили — лишние траты. В итоге начали жить в бывшей корчме — Деон бегал по поручениям бандитов, а жена работала по дому и послушно что-нибудь шила из того, что покупал ей муж, — в основном платьица, рубашки, носки и прочее, что можно было, как носить самому, так и продавать во Втором Кольце.
В этот осенний день всё было точно так же. С 45 монетами в кармане здоровяк приоткрыл деревянную скрипучую дверцу, и на пороге его встретила невысокая полноватая девушка.