В поисках праздника. Часть 2. Плыть по звездам

Капустянский Виталий Константинович

– Ну, чертовка, сейчас я тебя поймаю и утоплю.

Я быстро вскочил с ложа и кинулся догонять беглянку, Вика визжала тоненьким голоском и, убегая, разливала драгоценную воду из канистры. На краю обрыва я схватил хохочущую Вику, она выпустила из рук канистру, и она полетела вниз с горы, остатки воды, булькая, разливались по сухой земле. Вика радостно смеялась и, крепко обнимая меня, пыталась удержать на месте, я перестал сопротивляться и внимательно посмотрел в ее веселые глаза.

– Наверное, это странно, но мне, очень хотелось бы, чтобы у меня была такая дочь, как ты. Резвушка-поскакушка, и чтобы она всегда меня радовала. Прости за мое откровение.

– А у тебя

есть дети?

– Рождение уже не за горами, я думаю, это будет мальчик.

Я погладил Вику по голове и поцеловал ее в лоб, она тихо прижалась к моей груди, и я стал гладить ее загорелую нежную спину.

– Как жаль, что ты женат.

– У тебя, моя девочка, все еще впереди, нагуляешься вволю.

– Альфа-центавра, почему ты так поздно приехал?

– У меня были дела, моя рыбка. Планетарного масштаба.

– Твоей жене очень хорошо с тобой, и я ей завидую.

– Голубой завистью.

– Почему голубой?

– Мы на море моя рыбачка, – сказал я, слегка покачивая Вику.

– А что ты будешь сейчас делать?

– Для начала я сбрею свои колючки, а потом меня ждет космический завтрак, – сказал я, отпуская Вику.

– Брейся, а я буду смотреть, – сказала Вика и слегка подпрыгнула.

– Да, все это хорошо, но кто-то разлил мою воду и, возможно, будет наказан.

– А я сбегаю за водой, я быстро.

– Осторожно. Вот чертовка.

Я помял свое заспанное лицо и потер глаза, плечи немного ныли, но, сделав несколько разминочных упражнений, я быстро привел себя в чувство. Обойдя свою палатку, я скинул ногой с сухого бугорка колючие ветки и, осыпав землю, вытащил свой рюкзак. Усевшись на брезентовое ложе, я развязал свой рюкзак и стал вынимать все необходимое для завтрака, мысли уносили меня к Москве. Наш мир перевернулся, словно корабль, и все мы пытаемся удержаться на его скользком дне, прекрасно понимая, что оно тоже потонет. Старой жизни пришел конец, и возврата к ней не будет, но что ждет нас впереди, какие испытания лягут на наши плечи и куда выведет нас этот новый путь, думал я. Вика, улыбаясь, осторожно подкрадывалась ко мне сзади, но сухая земля осыпалась из-под ее ноги и выдала мне лазутчицу. Она, смеясь, кинулась мне на спину.

– Ну, я так не играю, ты услышал меня, а давай повторим все сначала, я осторожно подкрадусь к тебе и напугаю, – обиженным голосом сказала Вика.

Капли пота текли по моим вискам, солнце, поднимаясь выше, обжигало мои плечи, я нежно погладил смуглую руку Вики и достал из маленькой сумочки бритвенный станок и мыло.

– А можно, я тебе полью, только ты меня попроси, – игриво сказала Вика.

– Ах ты, мой умывальничек, пожалуйста, полей мне водицы.

Наклонив канистру, Вика наполнила мои сложенные ладони холодной водой, я с удовольствием умылся и быстро намылил скулы и подбородок, чтобы палящее солнце не успело высушить драгоценную влагу на моем лице. Маленькое зеркало я установил на ветку молодого дуба, Вика, смеясь, заглянула в него и показала мне розовый язык. Я поднес указательный палец к губам, призывая ее соблюдать тишину и серьезность, но Вика весело смеялась и крутилась вокруг меня. Аккуратно побрившись, я несколько раз освежился холодной водой, Вика подала мне полотенце, и я слегка промокнул лицо.

– Какой ты стал гладенький, – коснувшись моего лица, промурлыкала Вика.

– Кто же будет заботиться обо мне, когда ты уедешь, моя рыбка?

– Ты кого-нибудь найдешь. Я не верю, что ты будешь один. Ты космический магнитик, ты же притянул меня, вот и притянешь еще кого-нибудь. Правда?

Я перенес ложе к моей печурке и стал собирать дрова, сухие стебли были повсюду,

они помогали разжечь костер. Чиркнув спичкой, я опустил ее на дно моей печи, желтые сухие стебли быстро меняли цвет и передавали друг другу бледный на солнце огонь, словно они участвовали в неизвестной мне эстафете. Огонь перекинулся на ветки, и в секунды пламя вырвалось наружу, я установил черный котелок на закопченные камни, и мы уселись на ложе. Голубой горизонт был чист, синие разводы моря переливались на солнце и завораживали. Вся моя душа впитывала чистоту этого утра, и я почти был счастлив. Но моя свита была уже здесь, и мысли снова овладели мной, моя беременная жена обиделась на меня, и я чувствовал себя виноватым, но еще больше я чувствовал себя усталым. Я думал о том, как новая жизнь проникает в нас, меняя наши судьбы, меняя наши принципы и мировоззрение в целом.

– Ты где? Альфа-центавра, вернись с небес, пора заваривать чай. Ладно, я сама заварю.

Я женился в очень трудное время, время глобальных политических и экономических потрясений, но мы старались выжить в наполовину злом старом мире и наполовину в новом с гнилой желтой улыбкой. Вот он чистый горизонт, как он далек от нашего мира.

– Альфа-центавра, пора пить чай. Ну, где ты все летаешь?

– Я здесь, моя рыбка. Я снова здесь, на обетованной земле.

Вика осторожно взяла кружку в руки и поднесла ее к губам, сделав маленький глоточек, она замотала головой. – Ой, какой он крепкий, я такой не пью. У тебя есть сахар?

– Да, возьми в центральном кармане рюкзака.

– Раз, два, три, четыре, пять, сахар, я кладу опять.

– Будешь тушенку с черным хлебом?

– Я голодная, Альфа-центавра, я не могу есть эту студенческую кашу. Корми меня скорей, – сказала Вика, словно она была совсем маленькая.

Я достал банку тушенки, вскрыл ее ножом и поставил на горячие камни, в банке сразу зашипел жир и запахло мясом. Нарезав мясо маленькими кусочками, я сделал бутерброды и положил их на алюминиевую крышку котелка.

– Ой, как хочу бутербродик, – завизжала Вика.

– Бедная моя, голодная доченька, и никто тебя в лагере не накормит и никто тебя не приголубит, – наглаживая спину Вике, говорил я.

Но наш дуэт, отец и голодная дочь, был внезапно разрушен поднявшимся на горную сцену улыбающимся Дмитрием.

– Так, так, – торжествующе воскликнул он.

И вскинув руки к лицу, Дмитрий, прищурив один глаз, стал нас фотографировать воображаемым фотоаппаратом.

– Так, спинку ровней, улыбочку. Все, снято, замечательно. Компромат готов.

– Кто это, Альфа-центавра? – жуя, спросила Вика.

– Это – возбужденный Пегас, – ответил я.

– Если не ошибаюсь, Пегас это конь? – перестав жевать, спросила Вика.

– Вот именно, конь.

– Но, но, но, но, попрошу без оскорблений, – возмутился Дмитрий.

– Возьми лучше бутерброд.

– Так, это взятка при свидетелях, – сказал Дмитрий и утащил последний бутерброд.

– Ох, я наелась, аж животик надулся, посмотри какой, – откидываясь на ложе, сказала Вика.

– Замечательный животик, – погладив рукой, сказал я.

– Просто великолепный, – быстро погладив рукой, подтвердил Дмитрий.

Я встал с ложа, и Вика, заурчав, забросила загорелые ножки на кроватку. Мы отошли с Дмитрием к раскидистому дубу и он, испытующе посмотрев на меня, спросил вполголоса:

– Откуда взялась эта молодая нимфа? Ты же сам мне говорил, что с Нимфами покончено, что ты женатый человек, так или уже нет?

– Не волнуйся, между нами ничего не было.

– Значит, я могу…

– Конечно, можешь, ты же, этот, как его, возбужденный Пегас.