В поисках пути
Шрифт:
— Неприятности с бухгалтерией, — сказал он, не глядя па Красильникова. — Нужно тебе потолковать с Бухталовым.
Красильников, как и все на заводе, знал, что по телефону с Бухталовым лучше не говорить. Голос на бухгалтера не действовал, даже начальник комбината, при нужде, посылал за ним, чтоб потолковать лицом к лицу: Бухталов своими крохотными, запухшими глазами не всегда умел отразить настойчивый взгляд собеседника.
— Пойду на обед, загляну в бухгалтерию, — пообещал Красильников.
Бухталов сидел за столом величественный, как восточный божок. Он не снизошел до немедленного разговора с Красильниковым. Перед ним сгорбился
— Еще Петр Великий постановил: «Никто да не отговаривается незнанием законов», — закончил Бухталов внушительно. — Вот так, друг, не отговаривайся, а исполняй. Государственную копейку транжирить не позволю. Все пока! — Он повернулся к Красильникову: — Теперь о твоих художествах, Алексей Степаныч. Предупреждал по-дружески — не послушал… Как расхлебаем заваренную кашу?
Красильников проговорил сдержанно:
— О чем предупреждал? Какая каша? Может, объяснишь, Никанор Михайлович?
Бухталов повысил голос, чтоб слышали все сотрудники бухгалтерии: он любил, когда скандал происходит на людях.
— Ну как же не предупреждал! Память у тебя коротка. Ладно, не об этом сейчас. Печь вторые сутки выдает бракованный огарок — правильно?
— У нас испытания, — заметил Красильников. — При испытаниях всякое бывает.
Бухталов отрезал, стукнув для усиления костяшками счетов:
— А у нас государственный план. Ничего не должно быть, кроме хорошей работы. Остальное неприемлемо. Всякого Якова не признаем.
Он опять перебросил какую-то цифру. Красильников посмотрел на счеты: две цифры сложились во что-то угрожающее и неотвергаемое. Спорить с Бухталовым было бессмысленно.
— Так все же, зачем ты меня вызвал?
— За этим самым — никаких неорганизованных Яковов!.. Помнишь свои слова: «Не хвали, лишь бы зарплату выписывал». Похвала бухгалтера — деньги. Мало вам придется деньжат. Брак, срыв месячного плана — полетели все премии и прогрессивки.
У Красильникова от неожиданного удара заметалось сердце.
— Надо ли так понимать, что ты не выпишешь зарплату?
Бухталов откинулся в кресле и снисходительно посмотрел на Красильникова.
— О зарплате своей не беспокойся. У тебя оклад, замахиваться на него не имею права. А вот рабочим твоим придется не сладко. У них остается одна тарифная ставка, без дополнительных начислений. На тарифе далеко не ускачешь. Или ты этого не знал?
Красильников опустил голову. Он знал, что надбавки составляют важную часть зарплаты рабочего и что размер их зависит от качества работы. Это были азбучные истины. Другого не знал он, даже не подозревал, что испытания приведут к такому конфузу, что станет вопрос о снятии надбавок. Обо всем он подумал, об этом — нет… И насмешливое утешение Бухталова, что лично ему ничего не грозит, было всего больнее.
— Я буду жаловаться, — сказал Красильников наконец. — Я пойду к Пинегину.
— Можешь жаловаться, — согласился Бухталов. — Иди к Пинегину! Скажи ему, что бухгалтера прижимают. Пожалуйся и на советские законы, на страже которых мы… Советский контроль не забудь: плох, мол, душит размах. Государственный производственный план охай — тоже тебе помеха… Действуй, круши
И, наклонившись к подавленному Красильникову, Бухталов проговорил таким громким шепотом, что его было слышно в коридоре:
— Вот оно как получается, дорогой Алексей Степаныч, когда личные отношения вмешиваются в производственную программу. Невинные люди страдают, наш трудовой рабочий класс, понятно?
Красильников в бешенстве хватил кулаком по столу.
— Я не позволю! — кричал он, бледный от негодования. — Никому не позволю… Мордой об стол! Слышишь, мордой!..
Бухталов тоже поднялся. Глаза его горели, он наслаждался.
— Кричи! — сказал он. — Бей в морду людей, которые искренне тебе… Одно спрошу: неужели самого себя не стыдишься?
Красильников чуть ли но бегом кинулся к двери. Бухталов крикнул вслед:
— Ладно, я в тебя верю, что не совсем совесть потерял! Придешь извиниться за грубость…
9
Прохоров, не спрашивая, догадался, чем кончился разговор с Бухталовым.
— Что собираешься делать? — спросил он хмуро.
— Остается одно: просить вмешательства Пинегина.
Прохоров пододвинул телефон:
— Звони. Другого выхода нет.
У Пинегина шло совещание, диспетчер не дал его кабинета. Красильников попросил соединить, как станет возможно. Прохоров просматривал и подписывал бумаги. Красильников закрыл глаза, отвернулся от Прохорова. Бешенство еще не утихло в нем, он корчился от омерзения, вспоминая отвратительный разговор с бухгалтером. Итак, свершилось. Ему нанесли непредвиденный и тяжкий удар. Под невысказываемое — Бухталов не в счет, — но общее осуждение подвели финансовую базу, оно стало из морального материальным. В чем его подозревали раньше? В том, что он по личным мотивам порочит работу цеха. В чем его обвинят теперь? Совсем в другом: что семейные его неурядицы лишают людей заслуженного заработка. Почему должны дети Лахутина страдать от того, что Красильникова не любят женщины? Жены печевых и кочегаров будут в чем-то отказывать себе, ибо Красильников стал противен своей жене. Как это можно вытерпеть? Как с этим примириться? Это не так, он-то знает, что это не так, он готов кричать, что это не так, на любом перекрестке, вдалбливать каждому встречному и поперечному… «Кричи, кричи, — сказал Бухталов, такие знают, что говорят, — криком ничего не докажешь…»
Телефон зазвонил. Красильников поспешно поднял трубку. Пннегин недовольно сказал ему:
— Чего там у вас, Алексей Степанович? По сводке перелома пока нет. Вы об этом?
— Перелома нет, — подтвердил Красильников. — Пока работаем в брак. Я именно об этом.
Он рассказал о столкновении с Бухталовым, попросил заступничества. Пинегин сказал еще недовольней:
— Ладно, разберусь. Рабочий класс обижать не будем. А вас попрошу взяться за испытания посерьезней. Хватит, хватит с нас брака.
Красильников, положив трубку, молча глядел на телефон, словно ожидая нового звонка. Он вдруг так устал, что не в силах был ни порадоваться за рабочих, которым выпишут зарплату без ущемлений, ни расстроиться от нагоняя. Даже вставать со стула не хотелось.
Прохоров сказал негромко:
— Ну как, не понравилась старику твоя перестройка?.
Красильников принужденно улыбнулся:
— А мне, думаешь, нравится? Во всяком случае, за рабочих он заступится. Выпишем в этом месяце среднюю зарплату прошлых месяцев. Нареканий не будет.