В поисках синего
Шрифт:
Она пристально смотрела на него. Оказывается, невидящие глаза тоже умеют плакать.
22
Кристофер отправился спать в потайное место, в которое его отвел Мэтт. Но прежде чем уйти, он рассказал ей свою историю.
– Нет, это были не твари, – сказал он в ответ на ее вопрос. – Это были люди. Тварей здесь нет, – его голос был таким же уверенным, как у Аннабеллы. «Тварюг нету».
– Но… – хотела было перебить отца Кира, чтобы пересказать ему, что говорил ей Джемисон:
– Ну конечно, в лесу есть дикие животные. Мы охотились на них. И до сих пор охотимся. Олени, белки, зайцы, – вздохнул он. – В тот день была большая охота. Мужчины собрались, чтобы разобрать оружие. У меня было копье и мешок с едой. Катрина приготовила еду для меня. Она всегда так делала.
– Да, я знаю, – прошептала Кира.
Он как будто не расслышал ее. Он словно вглядывался в прошлое своими невидящими глазами.
– Она ждала ребенка, – сказал он с улыбкой. Он сделал округлый жест рукой перед животом. Словно во сне, Кира почувствовала, будто она, крошечная, находится внутри этой кривой, описанной его ладонью, внутри воспоминания о ее матери.
– Мы шли как обычно. Поначалу вместе, группами, затем разделились на пары, а потом и поодиночке, идя по следам и прислушиваясь, все глубже в лес.
– Тебе было страшно? – спросила Кира.
Он на секунду прервал свой размеренный рассказ и улыбнулся:
– Конечно, нет. Не было никакой опасности. Я был опытным охотником. Одним из лучших. Лес меня никогда не пугал.
Затем он нахмурился:
– Но приходилось быть настороже. Я знал, что у меня есть враги. Мне все время завидовали, были и соперники. Так тут было принято жить. Наверное, и сейчас так.
Кира кивнула. Потом вспомнила, что он не видит.
– Да, – проговорила она, – все по-прежнему так.
– Меня должны были вскоре назначить в Совет Хранителей, – продолжал он. – Эта должность дает большую власть. Были и другие желающие занять это место. Так я предполагаю. Кто знает? Люди здесь всегда враждовали между собой. Вечно грубили друг другу. Я давно об этом не думал, но теперь вспомнил все эти споры и злость – даже в то утро, когда мы разбирали оружие.
– Недавно тут опять разбирали оружие перед охотой. Я видела. Драки и ссоры. Всегда так. Так ведут себя мужчины.
Он пожал плечами:
– Значит, ничего не поменялось.
– Но разве может быть иначе? Так ведь всегда. Детей сызмальства учат драться и отбирать чужое. Ведь только так человек может получить то, что ему нужно. И меня бы так воспитали, если бы не нога, – сказала Кира.
– Нога?
Так он ничего не знал. И откуда бы ему знать?
Теперь она чувствовала себя неловко, потому что ей надо было рассказать о себе.
– Я хромаю. Я родилась такой. Меня хотели отправить на Поле, но мама сказала «нет».
– Она поступила наперекор им? Катрина? – его лицо посветлело, и он улыбнулся. – И она победила!
– Ее отец все
– Но ты была сильной.
– Да. Мама говорила, что боль сделала меня сильной.
Рассказывая об этом, она чувствовала не неловкость, а гордость и хотела, чтобы и он гордился ею.
Он вытянул руку, и она протянула ему свою.
Ей было интересно узнать, что случилось дальше.
Она замолчала в ожидании.
– Я не знаю в точности, кто это был, – продолжил он. – Могу предположить, конечно. Я знал, что он страшно завидует мне. Скорее всего, он тихо подошел со спины и напал, когда я шел по следам оленя. Сначала ударил дубиной, чтобы оглушить, а потом изрезал ножом. И оставил меня, решив, что я умер.
– Но ты выжил. Ты сильный, – Кира сжала его руку.
– Я очнулся на Поле. Наверное, волочилы оттащили меня туда и оставили, как обычно. Ты была на Поле?
Кира снова кивнула и только потом, вспомнив, что он слепой, произнесла вслух:
– Да.
Она скажет ему, когда и по какому поводу, но не сейчас.
– Я бы умер там, как и предполагалось. Я не мог двигаться, ничего не видел. Я был оглушен, мне было очень больно. Я хотел умереть. Но той ночью, – продолжил он, – на Поле пришли неизвестные. Сначала я решил, что это копатели. Я попытался сказать, что я еще живой. У них были незнакомые голоса. Они говорили на нашем языке, но ритм и интонации их речи были другими. Хоть я и был в безнадежном состоянии, но я все равно слышал разницу. Их голоса успокаивали. Добрые голоса. Эти люди влили мне что-то в рот. Какой-то напиток на травах. Боль притупилась, и мне захотелось спать.
Они положили меня на носилки, сделанные из толстых слег…
– И кто это был? – перебила Кира.
– Я не знал. Я их не видел. Мне повредили глаза, я бредил от боли. Но я слышал их дружелюбные голоса. И я выпил эту жидкость, доверился им.
Кира была потрясена. За свою жизнь в селении она ни разу не встречала человека, который был бы способен на такое, кто бы захотел облегчить страдания другого, поддержать или утешить тяжело раненого. Да никто и не знал, как это сделать.
Кроме Мэтта, подумала она, вспомнив, как он выходил своего пса.
– Они унесли меня далеко в лес, – продолжал отец. – Дорога заняла несколько дней. Я просыпался, засыпал и снова просыпался. Всякий раз, как я просыпался, они говорили со мной, мыли, давали воду и настой, который облегчал мне боль. Все было как в тумане. Я не помнил, что со мной случилось и почему. Но они вылечили меня и сказали правду: я никогда не смогу видеть. Но еще сказали, что помогут мне жить, даже если я буду слепым.
– Но кто это был?
– Лучше спроси, кто это есть, – сказал он мягко, – потому что они по-прежнему существуют. И я один из них. Это такие, как я. Люди с увечьями. Которых оставили умирать.