В поисках Тартарии: перстень Искандера
Шрифт:
Аль-Аль долгое время смотрел мутными глазами, а после поманил пальцем, приглашая ухо к шепоту губ.
– Вижу, тебя прислал Рахим, – показалось на его губах слабое проявление улыбки. Если его лицо могло изобразить хоть какую-то гримасу после побоев, то явно нелживую. – У тебя метка на плече.
– Как? – оторопев, я отскочил от арестанта и посмотрел на рукав своего дорожного платья. Там, в темноте камеры, и впрямь просматривались еле заметные узоры фосфорицидной метки.
Подобные фокусы я видел на ярмарке в Петербурге, когда приезжал с гастролями Лондонский цирк. Аль-Аль вновь поманил пальцем.
– Сбереги
Далее он поведал мне, где спрятал так желаемое заполучить комендантом крепости.
– Копай дважды, помни, что клады даются только по навету! – голос арестанта становился все слабее и слабее. Вот–вот он испустит дух. – Учти, я разделил их неспроста. Не храни две вещи вместе без третьей!
Посоветовав поторопиться и никому в городе не верить, он закрыл глаза. По его тяжелому дыханию я понял, как боли вновь вернулись к нему.
Весь оставшийся день докучали различные служители контор, с которыми мы познакомились за обедом. Лишь на вечерней службе удалось высвободиться из их компании ненадолго. Предложив грязному мальчишке на паперти монетку, я вызнал, где находится местность, нашептанная Аль-Аль.
Дождался сумерек, пока не остался один в своем гостиничном номере. Вновь перечитал письмо с императорской печатью. После достопочтимых приветственных регалий в нем выражалось желание высшей особы оказать соседним племенам знак уважения и предложить диалог для ведения совместной торговли с предложением защиты. В демонстрации своей правоты необходимо предъявить старейшинам имеющийся на сохранности у Аль-Аль перстень Искандера Зуль Карнейна.
Убедившись, что за мной никто не следит, я пробрался к обозначенному месту в лесах. Признаться, без своего кучера и нанятой им брички эта вылазка была бы невозможна. Поначалу я не верил в успешность таковой экспедиции, ведь высоких камней в том буковом лесу было множество. На мое удивление, рядом с местностью, указанной мне, я заметил недавние следы прошедшего здесь. Право сказать, я несколько испугался, припоминая рассказы о живущих в здешних лесах разбойниках. Присмотрелся к следу. Тот был оставлен служивым сапогом, опрятно сбитом, на твердой подошве. Разбойники, для скрытности, таких не носят.
Камни, сложенные кольцом, указывали нужное место. Аль-Аль знал толк в сокрытии кладов и местоуказании их. Кто-то опередил меня, и тайник был разрыт.
Посокрушавшись, я припомнил точные слова Аль-Аль. Поняв намек старого ногайца, принялся копать глубже разрытого. Ищущий да обрящет! А я наткнулся на деревянный ларец с насеченным рисунком, кои прикладываю к своим записям.
Куда дальше девать сей клад, я не знал. В городе никому оставить вещь не мог, поскольку из-за нее творятся неладные дела вокруг. Наиболее верным решением виделось привезти сей ларец великому князю Михаилу Николаевичу в Тифлис на его усмотрение.
Вернулся в гостиницу уже под ночь. Распорядившись подготовить на завтра к утру бричку для продолжения пути, я направился в комнату. На столе ждал легкий ужин, упущенный из-за лесной экспедиции. Приятно удивила такая забота гостиничной прислуги. Низко они готовы раскланяться для столичного гостя!
Продолжение официального дневника:
…
Позвольте мне тут немного уклониться от цели моего очерка и рассказать вам об одном случае, оставившем во мне очень неприятное впечатление в первый же день после моего выезда из Ставрополя.
Дело было весной. В это время тут появляются первые плоды, и я не мог воздержаться от соблазна полакомиться не совсем еще спелыми сливами и съел несколько штук.
Следующую за тем ночь я почувствовал сильную внутреннюю боль.
Сто шестьдесят верст отделяли меня от Ставрополя, нечего было и думать о возможности послать за доктором. Пришлось прибегнуть к тамошним средствам. Услужливый казак, староста этой станции, вызвался сходить за лекаркой, известной во всем околотке по искусству своему вылечивать от всевозможных болезней. Я согласился. Явилась пожилая опрятно одетая женщина. Помолясь на образа и отвесив мне низкий поклон, она принялась меня расспрашивать о моей болезни. Затем налила в чашку горячей воды и давай ею прыскать меня, дуть и нашептывать какие-то слова. Я не мог разобрать, была ли то молитва или заговор, до того голова моя отяжелела вследствие моего недуга.
Тем и кончился первый визит моего доктора в юбке. Лекарка обещала зайти ко мне на следующий день.
На мое счастье, случай привел на эту станцию какого-то проезжего, весьма почтенного господина, с которым я потом имел удовольствие не раз встречаться в Тифлисе. Он возил с собою аптечку, и соединенными усилиями мы с ним ухитрились составить снадобье, благодаря которому я на другой же день был на ногах.
Дополнение, найденное в раме картины:
… Этого господина я вспомнил, поскольку видел его на крепостной горе. То был Федор, помощник фельдшера Петра Александровича. Не зная о моем скором отъезде, он на утро прибыл ко мне в гостиницу поговорить. По счастливому стечению обстоятельств Федор стал свидетелем того, как недоеденный мной с ночи ужин скормили дворовым собакам. Вскоре собаки подохли. В связи с этим, помощник фельдшера предположил, что кто-то хотел меня отравить. Снарядившись возможными надобными змеиными сыворотками, он нанял самый скорый почтовый экипаж и отправился вслед за мной.
Если бы не столь быстрая догадливость моего Ставропольского друга, то быть мне зарытым в земельке под Георгиевском.
– Так, то со мной было не от зеленых слив? – все не унимался я.
– Никак нет-с, – улыбался мой спаситель.
Поделившись подробностями, мы с Федором определили возможных зачинщиков и мотивы.
Я показал ему вещь, найденную в двойном кладе. Хитрость разбойничья заключалась в том, что более нужное и ценное скрывалось глубже отвлекающего клада. Выказанная вещь казалась знакомой и желанной Федором. Он того не озвучил, но я понял то по его манерам.