В поисках Тартарии: Перстень Искандера
Шрифт:
Голос Виктора все ускорялся и насыщал рассказ красками и интонацией. Это нужно было ему для подавления дурных мыслей. Хорошая история смягчает плохие воспоминания.
– Не было этого дома. Стоял сруб, в котором мы жили. Родители мои, покойные, да нас четверо братьев.
Виктор был самый малый из них. Утром явления старика в деревне он, как всегда, выгонял скот со двора. Вот-вот должен появиться с соседней улицы пастух с набранным выгулом и забрать его коров. Овец семья казачка держала на дальнем загоне, а коров ближе
Тень незнакомца, широкой спиной загораживающая восходящее солнце, покрыла глаза Вити. Он поднял взор на мужчину лет пятидесяти с длинной русой бородой и приятной улыбкой. Тогда Игорь был выше. С годами спина иссохла.
«Здравствуй, малец!» – чуть с хрипотцой позвал тот. Он опирался на кривую, отчищенную от коры ветку бука. Текстуру этого дерева Витя хорошо определял с детства, научившись держать рубанок в руках. Грозный у него был кулак, описывающий шею самодельного посоха и строгий взгляд видавшего виды Баяна. Этот грозный вид испугал Витю, отчего мальчишка крепче взялся за плетку, которой выгонял скот на улицу.
«Не гони коней, казак молодой! Отца позови!» – развеселившись мальчишеской воинственности, отозвался мужчина с бородой.
Сколько лет прошло! А Виктор все помнит тот день, как наяву. Вышел на крыльцо отец и оторопел: «Ты ли это?!». Позже семья узнала, что появившийся на пороге бородач – тот самый мужчина, что спас жизнь отцу. И видел его глава семейства до этого единственный раз, когда в 1943 освобождали Ворошиловск от оккупации. Игорь выволок его раненого к санитарам из-под обстрела.
Надолго он не остался. Пожил с недельку, пока не обзавелся какой-то работой, да ушел. Только Виктор теперь знал, насколько одинок его друг. Ни семьи, ни жилища, в котором она бы смогла ютиться, у Игоря не было. Ни тогда, ни после. И вот уже более полувека живет так, скитаясь от дома к дому.
Умер отец, Игорь приходил, провожал в последний путь. Женился подросший Витька, он приходил, пел на свадьбе. Ох, голос у него! Как завоет… Как дьякон под Пасху. Долго потом не видели Игоря в деревне.
А лет десять назад вновь появился в Татарке. В рясе. Виктор к тому моменту овладел в мастерстве рубанком и стамеской. Плотником стал знатным. Сам губернатор заказывал бильярдный стол выточить! С годами руки устали. Резьба получается криво, за большие заказы не берется. Вот, появился в рясе Игорь и говорит, помоги, мол, Витька, аналой справить для церковки. Помог. Денег с него не взял, хоть и предлагал он. Их у Виктора хватало, мастерство в те годы еще ценилось. Реклама была в делах, а не красивых картинках в сто граммах.
Игорь о себе много не рассказывал. О расспросах, куда подевался на столько лет, махал рукой и говорил про далекие дали. Он захаживал и к другим жителям деревни. Так со временем поползли слухи (кому-то Игорь рассказал), что в самом Иерусалиме Татарского пропойцу с буковым посохом постригли
– Вот и позавчера он пришел с просьбой, спустя года. Икона, говорит, есть старинная. Размеры ее указал, рамку для нее просил. «Да руки уже не те…» – говорю, а он не унимается. «Как сможешь, сделай. Больше не потревожу».
– А что за икона? – забыв о мотивах своего приезда, я зачарованный слушал рассказ о жизни Игоря.
– А я почем знаю, – пожал плечами Виктор и взялся за рюмку. – Он немногословен всегда.
Мужчина влил в себя остаточную долю «лекарства». Он совсем не похож на человека, пропащего в вине. Эти граммы жидкости действительно его спасли от чего-то дурного. И в нем чувствовалась воля держать тягу к страстям в узде.
Это с виду Виктор был хилым работягой с прокуренной душей. Его глаза, смотрящие на московского журналиста, скрывали многое. И то, что потерял, и то, что пытается забыть. А память его давнишних стремлений видна вокруг.
Плотник он очень талантливый. Это подтвердит каждый, кто побывал в резной гостиной, что и я. Гладко подогнанные друг к другу доски на скамейках вдоль стены и стульях у стола. Стол с добротной опорой в дубовых ногах, широкой столешницей, покрытой чистой узорчатой скатертью. Спинки стульев, как и фасады полок по стенам, украшал одинаковый орнамент, навеянный мотивами восточной архитектуры. Все ручной работы мастера.
– Он заказал одну единственную рамку… Так и не садился за работу. Диск затупился, новый нужен, да клей обновить.
– И когда он придет вновь?
– Зачем он тебе так нужен? – мужчина нахмурил брови.
Начало складываться неприятное ощущение, что-либо меня дурят, либо пытаются развести на что-то, говоря о нехватке инструмента. На мошенников они, конечно, не похожи. С пустыми руками остаться не хотят.
– Я уже представился в начале. Повторюсь: журналист, репортаж веду по краеведению.
– И что за интерес из себя представляет Игорь? У него, поди, и ума-то не осталось больше. Посуди, какая срочность была в ночь под дождем пешком идти рамы иконам справлять?
– Вам виднее, – теперь я пожимал плечами. – До его ума дела нет. Память его интересна. Он в прошлый раз историю рассказывал по пути. Хочу поподробнее ее записать.
– На истории он скуп, обычно, – почесал подбородок Виктор и посмотрел на полку с «лекарством», – а вот выпить любит.
– Он говорил про разбойника Али, захороненного на Татарском кладбище. Не слышали про такое?
– Нет. Всю жизнь тут живу, не припомню такого. Да, есть присказка, что ветра, взбирающиеся по горе к городу, злые – навеянные покойниками с кладбища. Но чтоб конкретно кого-то из умерших в таком попрекать…