В поисках того самого
Шрифт:
На Ларса она всё это время не смотрела, опасаясь его реакции. Ей самой было стыдно и горько всё это вспоминать, и ещё противно. И прежде она никому не рассказывала подробностей, даже наставнице, да та и не спрашивала. А сейчас… То ли гнойник созрел, то ли дело в самом парне, но выболтала и теперь опасалась последствий.
Она сама, её дар и гордость — всё, что осталось от прошлого. И слишком страшно было предстать сейчас жалкой. Не перед ним, Древо с волчонком. Перед собой в первую очередь.
Когда Нита решилась бросить взгляд на собеседника, с удивлением встретила не злость даже — ярость. Волчью, взрослую. Он отложил нож в сторону, нервно сцепил пальцы на столе. Глаза потемнели, как
На что он злился, Нита предположить не успела, сам всё объяснил.
— Ты, конечно, взрослая, — с непонятным выражением заявил Ларс, — но сейчас такую чушь сказала, что хочется задать трёпку, как щенку. Волк, посмевший всерьёз поднять руку на волчицу или ребёнка, это выродок, а уж… — он осёкся, шумно вздохнул, силясь успокоиться. С трудом разжал зло стиснутые зубы и постарался продолжить ровнее, без рыка: — Выбирает волчица, будущая мать. Всегда, независимо от цвета шкуры и остального. Не знаю, в каком диком месте ты росла, но в нормальном клане нормальный вожак за такое глотку вырвет, не то что выгонит. Отец… — продолжил он, но тут же оборвал самого себя и принялся за брошенный корень с угрюмой сосредоточенностью. — Не знаю, где ты жила, но это не клан был, а…
Ларс запнулся, но нужное приличное слово так и не подобрал и, тряхнув головой, умолк окончательно. На Ниту он при этом старательно не смотрел: боялся не сдержаться. Хотелось схватить её за плечи, встряхнуть или наорать. Ситуация просто не укладывалась в голове, но, конечно, в этом не было никакой вины Ниты, поэтому злость оставалось вымещать на корешках. На удивление, дело пошло неплохо.
Ведьма несколько мгновений молча смотрела на парня, осознавая сказанное и его неожиданно яростную вспышку. Она прекрасно видела, что он отчаянно злился, но не на неё, а — за неё.
Да, сейчас она привыкла и смирилась, нашла равновесие, но по-прежнему порой вспоминала дом, и старая обида продолжала теплиться в душе. Навязанное извне чувство вины — будто выгнали её из-за того, что оказалась недостаточно хороша, — первое время боролось со злостью, но быстро сдалось доводам разума. Злость на родных и весь мир позже уступила место тоске и глупой детской надежде, что осознают, найдут, попытаются уговорить, попросят прощения…
Всё это было раньше, в юности. В нынешней её жизни не осталось места волкам и клану. Но тем неожиданней было встретить такую ярую поддержку тех её мыслей, поддержку уверенную и связно высказанную.
Ларс не успокаивал её, не выдумывал на ходу, он верил в то, что говорил. Непривычно, странно и очень приятно оказалось увидеть такую реакцию. И, поколебавшись, Нита не стала спорить с Ларсом, что он может ошибаться, не знать всего и недооценивать опасность обладателей такого дара, как у неё. Всё равно не проверить, и переубедить его не получится.
А ещё оказалось приятно позволить себе поверить, что где-то там, далеко, существуют такие порядки, о которых заявлял Ларс. Безоговорочно такие, без скидок на его молодость и отсутствие опыта. Несмотря на весь её скептицизм, эта мысль немного согрела.
Вскоре Нита последовала примеру волчонка, вернулась к зельям. Руки больше не тряслись, а дела не ждали.
Работали молча, перебрасываясь короткими фразами по делу, и через некоторое время Нита поймала себя на том, что ей хорошо. Спокойно и уютно. Гораздо лучше, чем было одной, и ощущения эти дарило молчаливое присутствие Ларса. То ли из-за того, какой он, как себя вёл и как относился, то ли просто потому, что был рядом и ничего не требовал.
Некстати подумалось, что с Карашем, при всех его достоинствах,
***
Оставшиеся до похода дни прошли спокойно и мирно. Серьёзных тем в разговорах больше не поднимали, Ларс деловито возился с хозяйством — помогал с травами, с готовкой, починил все мелочи, до которых не доходили руки, в бритву наточил ножи и топор. У Ниты порой возникало нелепое и нервное ощущение, как будто она не найдёныша подобрала и взялась лечить, а завела мужа. За одним только исключением: спали они в разных комнатах.
Признаваться себе в этом не хотелось, но волчица не могла не задумываться о том, что именно последнее обстоятельство беспокоит её достаточно сильно.
Она ловила себя на заинтересованных взглядах в сторону Ларса. Принюхивалась и понимала, что его запах тоже её привлекает. И порой задумывалась, что, может, не надо себя сдерживать, а дать парню шанс. Вдруг он окажется неплох в постели? А она от этого ничего не потеряет.
Но пока упрямство помогало сдерживаться. Упрямство — и понимание его причин.
Внутри зрела уверенность, что так легко, как с Карашем, с Ларсом не будет. И дело не в его возрасте, а в нём самом. Нита боялась, что, дав себе волю, слишком увлечётся, настолько, что назвать это увлечением не получится. А потом он избавится от проклятия, уедет, и она снова останется одна, только с разбитым сердцем. Нет уж, не надо такого счастья. Ей и одной неплохо.
В любом случае день выхода она встретила с облегчением: разбавить общество Ларса дорогой по болоту и компанией посторонних было кстати. А там, может, он разберется с проклятием за время пути, они распрощаются, и она избавится от этой странной привязанности.
— Ничего не забыла? Тёплые носки, сменную одежду?
Ларс с утра вёл себя невыразимо дотошно. Его походный мешок был достаточно объёмным, но, когда Нита сунула туда свой нос — а не берёт ли лишнего? — оказалось, всё по делу: кресало, верёвка, фонарь и прочие необходимые в дороге вещи, немного вяленого мяса на крайний случай. Похоже, в опыте походной жизни и готовности к непредвиденным ситуациям он мог дать ведьме фору.
С Тарсамом они встречались у городских ворот, и учёный, как обычно, безнадёжно опаздывал. Нита к этому привыкла — профессор, может, и пришёл бы вовремя, будь он один, но всё осложняли спутники. До первого провалившегося в болото или серьёзной стычки с местными обитателями они всегда вели себя так, словно отправились на увлекательную прогулку. Даже те, кто шёл не в первый раз, успевали расслабиться с прошлой вылазки, а что говорить о новичках!
Тарсам таскал с собой практикантов не от хорошей жизни. Первое время после Катастрофы на исследования выделялись большие деньги, но постепенно интерес угас, и за своё увлечение профессору нередко приходилось доплачивать из собственного кармана. Местная школа сама по себе не занималась никакими заметными исследованиями, она даже не пыталась тягаться со столичными университетами и готовила ремесленников, не хватавших звёзд с неба. А если попадался какой-то негранёный бриллиант из числа студентов — он отправлялся учиться дальше, в большие города, и очень редко возвращался в родной Клофорд.