В поисках ветра
Шрифт:
Незаметно для себя она унеслась к мысли, что часто родители склонны упрекать детей в черной неблагодарности. Доказать обратное бывает очень и очень трудно. Видимо, родителям очень тяжело перестроиться, когда их дети взрослеют. Мало того, что они сами едят, сами одеваются и ходят за хлебом, так они теперь на всё имеют собственное мнение, а еще такие занятые. Наверное, последний пункт и приносит больше обиды.
Поглощенные своей личной жизнью и заботами, мы всё меньше уделяем времени нашим родителям. Всегда такие нужные, такие необходимые на протяжении нашего взросления, они вдруг с болью для себя осознают, что
Вот я столько сделала для него (нее), ночи не спала, а он (она) теперь думает по-другому, спорит.
Как так?
Мы, дети, не помним многого из того, что они пережили с нами: эти бессонные ночи, нервные срывы, слёзы, когда мы болеем. Но родители не забывают из этого ничего. Подсознательно они хотят слышать от нас беспрестанное спасибо. Пусть завуалированное в поступках и внимании.
Алина вспомнила один случай. Мама часто рассказывала о своем младшем брате, который очень рано ушел из жизни. Это была для нее большая трагедия, но всякий раз, когда она вспоминала, то говорила о нем так, как будто до сих пор не могла поверить, что его больше нет. Алина давно носила в себе этот замысел, делала кое-какие заметки, но попутно история Кайи всегда отвлекала ее.
Что ж, для писателя очень важна мотивация, и вот она – мамин юбилей.
Когда мама вернулась с работы, и они немного посидели за праздничным столом, Алина вручила ей подарок – несколько белых листов. Это был рассказ-воспоминание. Алина описывала один солнечный день из жизни двух маленьких ребят: мамы Алины и ее братика, которого очень рано не стало.
Мама плакала.
– Да, мне было тогда двадцать лет, когда Андрей ушел. Я только тогда стала задумываться о смерти, что нас ждет там, где теперь наш Андрюша. Я ведь тогда сама решила принять крещение, покреститься. Просто стало страшно, что будет потом…
Алина пожала плечами.
– Ах, ты пока не понимаешь… И я даже не знаю, хочу ли я, чтобы ты поняла, или нет. Хотя, скорее, всё-таки да, чем нет. Просто порой, чтобы это осознать человеку нужно пройти через такие трудности.
***
Сегодня ночью Алина долго не могла уснуть. Для нее это было абсолютно нормально. Мысли, как с цепи сорвавшиеся, неслись на свободу. И она их не сдерживала. Наоборот, старалась запомнить, какая куда побежала. Потом записать.
Ночь – это было ее время, время слова.
Алина явственно ощущала свою эгоистичную сущность. И за это чувство она вряд ли была бы вознаграждена на небе. Вспоминая мамины слёзы, как она плакала над ее текстом, она ощутила приятное удовлетворение.
Андрей умер в семнадцать. Вызвав у мамы слёзы, взбороздив зажившие уже раны, Алина получила желаемый эффект и была горда от этого. Своим творением она оказала действие на человеческое сознание.
Это же потрясающе!
Тут же Алина вспомнила мамины заплаканные глаза и опустившиеся уголки рта… Алина сжалась в комок и заплакала. И вновь почувствовала свою двойственность. Кто отрицает, что в человеке несколько сущностей или уже точно две: черная и белая, тот ничего не знает о человеке.
Она поднялась с постели и направилась на кухню, прихватив
В любой ситуации пиши – таков был девиз Алины.
В комнате тихо спали мама, Вероника. Пройдя на кухню, она достала из холодильника ряженку и намешала ее с сахаром в стакане, поставила чайник.
Удивительно, когда много думаешь, всё время хочется чего-нибудь перекусить. Алина восполняла энергию сладостями, молочкой, мучным и никогда не толстела. Природа наделила ее ускоренным метаболизмом.
Через какое-то время на кухню пришла мама попить воды.
– Мам, – нерешительно произнесла Алина.
Спросонья мама ее не услышала, она ставила пустую кружку обратно в шкафчик и, закрывая дверцу, собиралась уходить.
– Мам, – вновь окликнула ее Алина, – ты прости меня.
Мама недоуменно посмотрела на нее.
– Ну за рассказ… Я не хотела, чтобы ты плакала, – быстро проговорила Алина.
Мама в ответ только кивнула и направилась в комнату.
Что это значит?
Не верю? Бесполезные слова?
Алина догнала ее в проходе и крепко обняла. Откуда ни возьмись появились слёзы.
– Алин, ну всё, мне завтра на работу, – мама обняла в ответ и похлопала по спине.
Алина подняла на нее красные от слёз глаза.
– Нашла, что дарить тебе в юбилей! Вот дура, правда!
– Ну, перестань! – мама улыбнулась. – Ты посвятила мне рассказ. Он меня очень тронул.
– Я испортила тебе настроение в твой праздник и, что уж кривить душой: я знала, что так будет.
– Ну! – мама махнула рукой, мол, ну нашла причину!
Алину это только еще больше раззадорило и, вновь всхлипывая, она уткнулась маме в плечо.
– Всё очень грустно у тебя… Впадать в уныние не надо, но мы не должны бояться грусти. С тех пор прошло тридцать лет. И я помню, как обещала себе каждый день читать по Андрею молитвы, потом каждую неделю, потом раз в две-три, наконец, я просто стала ставить свечки на поминальные дни. Время изгладило ревность молитвы. А ведь это никуда не делось. Всё это было, и это было страшно. И мы здесь не можем сказать, что было, то прошло, нет. Мы должны помнить своих любимых, даже когда их уже нет с нами. Кто знает, может, от нашей любви и памяти по ним, им там хорошо делается? А отворачиваться от горя не надо, горе очищает наши сердца. Ты затронула мою душу своим текстом… И я теперь вновь будто стала ближе к Андрюше. В эту субботу схожу в церковь на панихиду. Ну всё, пусти меня, а то я сейчас разговорюсь с тобой и не высплюсь. Алин, отстань!
Мама с шутливым раздражением отстранила от себя дочку и пошла в комнату. На повороте она выглянула из-за косяка и, подмигнув, сказала шепотом: «Спокойной ночи».
– Спокойной ночи, – ответила Алина.
Глава 6
Глядя в окно, Алина мысленно произносила только три наречия: «Промозгло, ветрено и мерзко…» Только ими она лениво и кратко могла обрисовать сегодняшнее утро. Маршрутка неслась по московским дорогам, прорываясь сквозь пелену ненастной дождливой погоды. Нина написала сообщение, чтобы не ждала ее в метро, потому что она решила остаться дома. Алина бы поступила так же, только Веронике сегодня к пятому уроку и прогулять не получилось бы.