В поисках забвения. Всемирная история наркотиков 1500–2000
Шрифт:
Однако их опыты имели второстепенное значение по сравнению с другой важной тенденцией в истории наркотиков, которая проявилась в конце ХХ века, и впервые была замечена в западных городах Америки в 70-х годах. Эта тенденция заключалась в использовании наркотиков для вызова власти (включая родительскую) и внутреннего подрыва общества. Коротко говоря, это была игра в злодеев. В 1897 году Оллбатт писал, что в мире существует множество примеров такой непокорности, и отождествил ее с формированием новой группы людей, «которые издалека чувствуют одурманивающие вещества – как охотничья собака зверя – и, желая удовлетворить любопытство своих эмоций, тщательно и до конца исследуют воздействие всех их типов». Неважно, использовали ли эти «невротики» морфин, алкоголь, хлорал или кокаин – интоксикации с последующим возбуждением или расслаблением нужно было достичь любой ценой, причем каждое новое открытие сопровождалось рецидивом любопытства. Оллбатт, предсказавший опасность подкожных инъекций морфина, оказался таким же прозорливым в отношении нового типа наркоманов: чрезмерно любопытные, ищущие новых ощущений правонарушители с притупленной совестью и, возможно, определенной театральностью в своих порочных действиях. Оллбатт хотел сказать, что, имея в виду наркоманию, ХХ век будет принадлежать непокорным.
Глава 7
Зарождение запретов
Те,
Когда предостережения и осуждения постоянно ведут воображение к пропасти порока, люди сами бросаются в нее – просто из-за страха упасть.
В 1911 году учитель географии в шахтерском районе Девоншира заметил, что на уроке большинство детей дремлет или спит. Помахивая указкой, он потребовал у одного из них объяснения. Тот ответил, что один ученик принес в класс флакон опийной настойки и дал попробовать наркотик всем, кто захочет. Когда нарушитель дисциплины, дабы избежать порки, выскочил из класса, учитель крикнул ему вслед: «Тебя, в конце концов, повесят, Перси Топлис!» На самом деле беглец умер меньше чем через десять лет на обочине сельской дороги. После серии преступлений, начавшихся с безбилетного проезда на железной дороге, мошенничества и наконец убийства, Перси Топлис (1896-1920) попал в засаду и был застрелен полицией. Однако случай в начальной школе Южного Нормантона положил начало юношеской наркомании и преступности. Исследование, проведенное в городской больнице Филадельфии, выявило одного пациента, который впервые попробовал кокаин в шестнадцать лет, и пятерых, пристрастившихся к наркотику в семнадцать лет. Один пациент начал употреблять героин в пятнадцать и один – в семнадцать лет. В 1926 году пришло сообщение из Нового Орлеана (а вскоре также из Чикаго), что сигареты с марихуаной продавали школьникам и другим несовершеннолетним любителям острых ощущений. Такие сообщения публиковались все чаще. К 1926 году зависимость от кокаина среди беспризорников в Москве приняла угрожающие размеры и там открыли специальную клинику для детей-наркоманов. Когда Андре Жид в 1927 году посетил Цюрих, он обратил внимание на большое количество курильщиков опиума и кокаинистов. Швейцарский журналист объяснил ему, что они начинали употреблять наркотики в последнем классе гимназии, в возрасте шестнадцати-семнадцати лет. Он лично знал одного наркомана, которого преподаватель поймал со шприцем в руках во время выпускного экзамена. На допросе юноша сознался, что начал делать инъекции во время учебы. «Думаете, можно выдержать лекции N без того, чтобы не уколоться?», с улыбкой спросил он.
Потребление наркотиков стало ритуалом взросления. Многие прошли эту фазу, сумев не получить наркозависимость. В начале Первой мировой войны на званом обеде, где царила натянутая обстановка, светская красавица, леди Диана Маннерс (1892-1986) неожиданно заявила, что ей нужно забыться. В аптеку тут же послали такси, шофер вскоре вернулся с хлороформом, при виде которого леди Диана воскликнула: «Старый добрый хлороформ!» Позже она употребляла морфин, чтобы притупить горечь потерь и беспокойство о друзьях, воевавших на фронте. В 1915 году она описывала сыну премьер-министра, Реймонду Асквиту (1878-1916), как недавно с его женой, Катариной Аквит (1885-1916), они «возлежали в восторженной тишине, насмерть оглушенные морфием, который она ввела собственной рукой, и ночь для них была слишком коротка. О, как тяжко было колоть, стерилизовать в темноте и тишине, как трудно было заставить руку повиноваться желанию, когда пришло время прокалывать плоть. Это была чудесная ночь. Странно было чувствовать полную самодостаточность – как Бог перед тем, как Он сотворил мир или своего сына, и мирился с хаосом или был к нему безразличен». Через несколько месяцев ее жених, Дафф Купер, который позже стал членом британского кабинета министров, обнаружил ее «в очень плохом состоянии, явно испытывающую тягу к морфину. Вначале она отказывалась, но потом во всем созналась. Я сказал, что от морфина она выглядит ужасно. Ее страх потерять красоту – это, наверное, самая действенная профилактическая мера». Топлис, Купер и непослушные подростки в Чикаго, Цюрихе и Москве употребляли наркотики отчасти для того, чтобы справиться с социальным и эмоциональным стрессом взросления, а отчасти – чтобы бросить вызов обществу и власти. Побудительные мотивы неповиновения, вызванные запрещением наркотиков – то есть, пороки, появившиеся, когда добродетель доводится до крайности – представляют собой великую загадку истории наркотиков.
Несовершеннолетние правонарушители могли увлекаться все новыми и новыми наркотическими веществами. Английский химик К.Р. Алдер Райт в 1874 году, подогревая морфин с уксусным ангидридом, получил белый кристаллический порошок. В течение двадцати следующих лет это вещество, получившее название диацетилморфин, оставалось почти в полном забвении, хотя опыты показали, что в качестве обезболивающего оно в восемь раз эффективнее морфина. Затем Генрих Дрезер, главный фармаколог немецкой фармацевтической фирмы Байер (Bayer), испытал диацетилморфин на шестидесяти больничных пациентах. Как заявил в 1898 году Дрезер, если это вещество принимать внутрь, оно, расширяя бронхи, эффективно лечило кашель, катар, бронхит, эмфизему легких, туберкулез и астму. Байер начал продвигать диацетилморфин на рынок под торговой маркой «героин» (вероятно, производное от немецкого «heroisch», то есть, «мощный»). Пациентам очень нравилось новое лекарство. Они говорили, что порошок помогает сразу же после приема. Байер, запустивший в 1899 году в продажу новый аналгетик «аспирин», подчеркивал способность героина подавлять кашель и не пропагандировал его в качестве обезболивающего средства. Доклад Дрезера был напечатан в Германии осенью 1898 года. В ноябре краткое изложение доклада было опубликовано в «Журнале Американской медицинской ассоциации», а вскоре оно появилось в «Ланцете».
В отличие от эфира, хлорала или кокаина, героин не сразу был воспринят как опасное наркотическое вещество. Его применение в медицине не вызвало такой волны наркомании, как случилось с инъекциями морфина. Отчасти это связано с тем, что врачи после недавнего печального опыта стали с большей осторожностью использовать новые лекарственные препараты. Медики ограничили даже назначение опиатов. В 1912 году одна из ведущих лондонских больниц ежегодно расходовала на лечение 8 тысяч стационарных и 130 тысяч амбулаторных больных 6 килограммов опиума и 100 граммов морфина. Двадцатью годами ранее эти цифры составляли соответственно десять килограммов и 500 граммов. Существуют также свидетельства, что Фармацевтический закон (даже до внесения в него изменений в 1908 году) применялся более жестко. К началу века в Британии количество смертельных исходов от наркотиков (в основном, в результате случайной передозировки) составляло два человека на миллион населения. В XIX наибольшая цифра смертности от наркотиков составляла шесть человек. Однако героин
Предположительно, продвижение героина на рынок шло таким образом, что могло оказаться опасным для пациентов. Дрезер рекламировал свой наркотик как не вызывающий зависимости. После того как журнал «Ланцет» в декабре 1898 года познакомил британских врачей с героином, он писал, что этот наркотик, по словам его создателей, не обладает вредными побочными эффектами морфина, и его можно назначать в сравнительно больших дозах. Спустя несколько месяцев берлинский врач Альберт Эйленберг предложил заменять им морфин при лечении наркомании. Но его предложение не вызвало опрометчивого энтузиазма, как было в случае с кокаином и хлоралом. «Ланцет» призвал к осторожным клиническим испытаниям, а уже в 1899 году филадельфийский врач Гораций Вуд (1841-1920) посоветовал осмотрительно использовать героин. В 1901 году парижанин Оскар Дженнингс (1851-1914), разработавший метод лечения морфинистов, высказался против героина, который «превозносят сейчас как не имеющее себе равных средство лечения зависимости от морфина. Влечение к нему намного сильнее, чем к морфину. В двух случаях, с которыми мне недавно пришлось столкнуться, пациенты быстро увеличивали дозы, а при попытке снизить их пациенты приходили в ярость. По своему вредному воздействию героин уступает лишь кокаину». Несмотря на подобные предостережения, случаев наркомании после медицинского применения героина избежать не удалось. Некий пациент из Кливленда, штат Огайо, во время лечения ларингита попросил врача не назначать опиаты, поскольку раньше он испытывал к ним зависимость. Врач ответил, что пропишет ему героин, который якобы не вызывает зависимости. В 1909 году одна француженка описала, как двумя годами ранее ей назначили героин при попытке избавиться от морфинизма. Зависимость от морфия появилась у нее после лечения от геморроя. В результате этого она перешла с одного наркотика на другой, то есть, у нее выработалось привыкание к героину вместо зависимости морфина, и врач даже не подумал, как избавить ее от этой новой привычки.
Такие несчастья не вызывают удивления, если иметь в виду разное качество образования студентов-медиков. В 1908 году сэр Дайс Дакуорт (1840-1928) из больницы святого Варфоломея прочитал в Лондонской школе клинической медицины лекцию «Зависимость от опиума и морфина», которую позднее перепечатал журнал «Ланцет». Лекция представляла собой благодушную мешанину недостоверной информации. Учитывая ущербность подобного образования, становится понятным заявление Оскара Дженнингса, сделанное в 1909 году, о том, что 75 процентов его пациентов составляли медики с наркозависимостью. Он сказал, что каждый четвертый врач был наркоманом и что 20 процентов смертельных случаев среди медиков были связаны с наркотиками. Артур Гамджи отозвался о методе лечения морфинизма, одобренном Дакуортом, как о насильственном и жестоком, при котором рецидив почти неизбежен. Это метод заключался в немедленном и полном отказе от наркотика. Гораздо больший успех приносило постепенное сокращение дозы, которое врач постоянно обсуждал вместе с пациентом. Гамджи подчеркнул важность правила, которое, как он полагал, было известно не всем, но которое следовало неукоснительно соблюдать всем врачам: «ни в коем случае не назначать морфин на срок более 21 дня, иначе наверняка появится влечение к морфину». В тех редких случаях, когда назначение наркотика должно превысить опасную границу в 21 день, необходимо прервать курс, даже ценой усиления боли, и заменить морфин вероналом или хлоралом. По правде говоря, гораздо более безопасным сроком лечения были бы десять или, в крайнем случае, четырнадцать дней.
Разумеется, злоупотребляли не только опиатами. В США потребление кокаина и каннабиса привело в первом десятилетии ХХ века к запретительным законодательным актам, которые стали примером для всего мира. Оба наркотика в Соединенных Штатах отождествляли с беднейшими слоями рабочих из национальных меньшинств. В конце 80-х годов XIX века чернокожие грузчики в порту Нового Орлеана стали принимать кокаин, чтобы справиться с тяжелейшей работой в жарком и влажном климате. Неясно, начали ли они употреблять наркотик по собственной инициативе или с поощрения бригадиров, которые стремились увеличить производительность труда. Чтобы ускорить действие кокаина, грузчики обычно нюхали его. Это было дешевле, чем покупать шприц с иглами, и кроме того, для вдыхания нужна была меньшая доза. Этот способ введения наркотика немедленно стал отличительной чертой рабочих, потому что врачи, адвокаты и остальные наркоманы из среднего класса, как правило, вводили его с помощью шприцев. Работы в порту были сезонными. В другое время года грузчики работали на хлопковых плантациях в южных штатах или жили в лагерях строителей, строя плотины, прокладывая железные дороги или сооружая другие объекты. Работодатели скоро оценили свойства кокаина, который повышал производительность и позволял контролировать рабочих – предположительно, в строительных лагерях на юге страны поставщиками наркотика были работодатели. В 1902 году в одном из медицинских журналов сообщалось, что крупный плантатор вместо обычных порций виски регулярно выдавал дозы кокаина. Говорилось также, что в том году на многих плантациях в районе Язу негры отказывались работать, пока не получали заверения, что их не оставят без наркотика. Плантаторы мирились с этим, так как кокаин сильно повышал производительность. К 1894 году этот наркотик стали поставлять на склады компаний, ведавших отдаленными шахтерскими лагерями в Колорадо. Как только рабочие привыкали к кокаину, они и думать не могли, чтобы покинуть свой источник снабжения.
Сексуальные фантазии одурманенных кокаином чернокожих сборщиков хлопка и строителей о том, как они насилуют белых женщин, скоро вызвали расовую панику. Автор издания «Медицинский отчет» предупреждал, например, что до сей поры безобидные и законопослушные негры превращались посредством кокаина в постоянную угрозу, их сексуальные стремления возрастали и извращались. В США этот наркотик совершенно неправильно ассоциировался с неграми, хотя его широко употребляли в преступном мире белых – им пользовались проститутки и их клиенты, сутенеры, профессиональные игроки и другие правонарушители. В 1910 году некий борец с наркотиками в США писал, что одним из худших свойств наркозависимости является популярность кокаина в более высоких кругах общества, чем преступное, а также широкое распространение наркотика почти во всех негритянских общинах страны. В результате этого в штате Нью-Йорк, например, в период 1907-1913 годов были приняты четыре закона, запрещавшие продажу кокаина. Подобные меры не приносили успеха в борьбе нелегальным потреблением наркотика. Как показал историк Джозеф Спиллейн, к 1900 году, задолго до принятия мер государственного контроля и запрещения наркотиков, против аптекарей, торговавших кокаином, принимались жесткие общественные санкции.