В поисках желтого попугая
Шрифт:
– Какая странная параллель. Вы серьёзно считаете, что киллер – это профессия?
– Раньше, сэр, я так не считал. Я много читал Конфуция. У него есть гениальная фраза: «Найди себе дело по душе, и тебе никогда не придётся работать».
– Так для Вас убийство – любимое занятие? – брезгливо спросил судья.
– Отнюдь, сэр. В детстве я хотел стать художником, однако, жизнь распорядилась иначе. Однажды мы играли в бейсбол с одноклассниками. Одна девочка закричала: «Сид! Посмотри, у меня бабочка на лбу!» Я решил помочь ей и ударил по бабочке битой. По бабочке я не попал, но Нэнси, вдруг, упала мёртвой
– Я так и не понял, нравится Вам убивать или нет, – прервал его воспоминания судья, – и при чём здесь Конфуций?
– Терпение, Ваша честь, я расскажу всё по порядку. Так вот, после убийства Нэнси, все стали звать меня душегубом. Один санитар лупцевал меня смертным боем, заводя в процедурную. Он бил, чем попало, Однажды я не выдержал, схватил лежащий рядом шприц и всадил ему в ляжку. Санитар стал хрипеть, упал и стал задыхаться. Я с интересом смотрел на его судороги до тех пор, пока он не перестал дышать. Оказалось, что в шприце была лошадиная доза пенициллина, а у бедолаги была на него аллергия, и он умер от анафилактического шока.
Так я начал пополнять кладбище моих персональных клиентов. Слава обо мне стала обгонять ветер. Предложения с заказами на убийства посыпались, как из рога изобилия, но была одна проблема – я находился в клинике для малолетних дебилов.
– И всё-таки, какую роль здесь играет Конфуций? – нетерпеливо повторил судья, – Он соучастник? Вы с ним переписывались? Обсуждали планы убийства? Почему Конфуций отсутствует на процессе?
– Ваша честь! Я стараюсь быть максимально последовательным, не пропустив ни одного мало-мальски важного факта. Вы же не будете отрицать, что правосудие должно весьма подробно выяснить все обстоятельства дела?
– Ладно, подсудимый, дайте свободу своему красноречию, – вздохнул судья.
– После второго убийства я был в зените своей славы, на то время – немного нашлось бы крутых парней, которые в четырнадцать лет могли похвастаться убийством двух людей. Рисование картин, при таком раскладе, отходило на второй план. Однако, поучение Конфуция упрямо засело в моей голове.
– Опять этот загадочный Конфуций… – пробормотал судья, – нет, подобные Конфуции когда-нибудь погубят великую Америку…
– И вот тогда я понял истинный смысл фразы Конфуция, – пропустил замечание судьи оратор, – любое занятие делает любимым САМ ЧЕЛОВЕК. И я стал делать из убийства произведение искусства.
– Это философия чудовища, Сидней Бышовец! – трагичным голосом отреагировал судья на откровения убийцы.
– Не соглашусь с Вами, Ваша честь. Я бы сказал, что нахожусь «в тренде». С начала своего существования, человечество придумывает всё более изощрённые орудия убийства, причём, это всё вполне законно, на государственном уровне. Химическое оружие, ядерная, водородная и нейтронная бомбы – у этих ребят неплохая фантазия, они далеко продвинулись от первой, пробитой обыкновенной дубиной черепушки.
Я же, не имея возможности производить водородные бомбы в промышленных масштабах, пользуюсь в своей работе обычными бытовыми вещами. Вот, например, нашли ли тело той самой упомянутой мадам Маклейн?
– Она пропала бесследно, я надеюсь, вы прольёте свет на это дело, раз
– Безусловно, затем я здесь и нахожусь. Так вот, мадам Маклейн во всех своих интервью с дрожью в голосе говорила, что она настолько любит свой город, что хотела бы раствориться в нём. Она настойчиво повторяла эту фразу снова и снова. Я воплотил её мечту: усыпив точным ударом её любимого слугу Гонсалеса, спрятался в ванной комнате, и, тюкнув хозяйку по темечку, когда она зашла туда, положил старушку в ванную с кислотой. Старая леди постепенно исчезла в кислоте, а когда кислота разъела затычку, мадам вытекла с кислотой в городскую канализацию, растворившись в своём любимом городе, как и желала.
– Это цинизм, достойный адского пекла! – трясясь то ли от отвращения, то ли от ужаса, сказал судья.
– Любой профессионал циничен, Ваша честь. Разве юрист, выбрасывающий несчастную вдову с тремя детьми из дома на улицу за неуплату ипотеки, не достоин адского пекла?
– Вы передёргиваете… – пролепетал судья.
– Передёргиваю я, как правило, только затвор, и если уж я передёрнул, со мной беседовать уже бывает некому… – ледяным тоном произнёс Бышовец.
– Вы забываетесь, подсудимый! – вжимаясь от страха в кресло, фальцетом прокричал судья.
Убийца долго, как удав на мышь, смотрел на судью. Судья словно находился под гипнозом – он всё вжимался в кресло, со страхом глядя в глаза подсудимого. Стало тихо, пауза затягивалась. Один из приставов, охраняющих киллера, крякнул, чтобы разбить звенящую тишину. Подсудимый расслабился, ухмыльнувшись, и отвёл взгляд от покрывшегося испариной судьи. Судья, избавившись от воздействия взгляда киллера, беспокойно бегал глазами.
– Заседание переносится! О дате я сообщу позже! – закричал судья, стукнув деревянным молотком так, что от молотка отлетела щепка.
Приставы вывели подсудимого из зала. Судья вышел в коридор. Глаза у него бегали, как у помешанного. Помощник судьи пытался подойти к шефу, но отступился – судья шёл по коридору, не видя никого вокруг, и бормотал: «Никакого оправдательного приговора… никакого… ненавижу! Его надо убить… убить!» Судью, вдруг, перестало трясти от страха. Злобная улыбка осветила его лицо. «Убить…» – сладко повторил он.
Человек, который спал
Бернард был человеком, который всегда спал. Я не знаю, как же возможно такое, да и никто не знал из его окружения. То, что он спал всегда, поняли не сразу – он ел, как и все, двигался, говорил и даже работал. Но всё это он делал во сне, об этом я узнал из уст самого Бернарда. Однако обо всём по порядку – я расскажу полностью эту историю постепенно, не надо только меня торопить.
Когда Бернард появился на свет из утробы матери, он не огласил своё появление криком, как иные младенцы.
– Уж не мёртвый ли… – засомневался доктор и стал шлёпать новорожденного по попке.
После целого ряда шлепков младенец зашевелился и открыл таки глаза. Взгляд его был подёрнут некой поволокой. Доктор ещё несколько раз пошлёпал Бернарда по попе, но взгляд у того не прояснился. Эскулап оставил новорожденного в покое, сделав в карте Бернарда пометку, что необходимо ультразвуковое исследование мозга.