В поисках Золотого тельца
Шрифт:
Почувствовав, что мой внутренний пафосометр начал слегка зашкаливать, я прекратил подачу искренности и весь переключился на образ:
– Признаюсь, голуби мои, риск, конечно, есть. Могут нам чуток и размять мышцы лица, но, как говорил в аналогичных случаях Виталий Кличко: «Я все расскажу брату!», то есть за нас отомстят… А за меня не беспокойтесь, я сегодня в форме!
Слава Богу, постные лица партнёров чуточку размешались неуверенными улыбками.
Но на душе всё равно почему-то было неспокойно.
Глава 12
В
Первой приехала хозяйка дома с младшим сыном Андреем. Двадцатилетний оболтус Андрей был худым и долговязым. Как я понял со слов Владимира Владимировича, Андрюша являлся типичным сыном богатых родителей: нигде не учился, не работал, да собственно и не хотел. Тянул из предков финансы и растрачивал их в ночных клубах на шлюх и наркотики. Его не один раз задерживали с героином на кармане и в крови, но папин адвокат легко и просто разруливал подобные недоразумения.
Его мама, Антонина Андреевна, выглядела уставшей и больной. Макияж плохо скрывал нездоровую бледность лица и тёмные круги под глазами. Увидев Балаганова и Паниковского, они на минуту остановились на верхних ступеньках.
– Ты кто такой? – с презрением вопрошал Шуру Танелюк. – Нет, кто ты такой?
– А ты кто такой? – возмущался Балаганов.
– Кем ты был вчера и где ты будешь завтра? Нет, я тебя спрашиваю, кто ты такой?
– А ты кто такой? – повторял свой вопрос Балаганов и толкал Паниковского в грудь.
Паниковский зверел:
– Вы видели? – обращался он к матери и сыну. – Вы все видели! Что сейчас будет! Что я с ним сделаю! Это будет море крови! Уведите женщин и детей, я не хочу травмировать их психику…
Сняв свой задрипанный пиджак, Паниковский вдруг успокаивался и резко менял манеру поведения:
– Шура, я же люблю вас как родного. Хорошо. Поезжайте в Киев.
– Чего? – Шура великолепно разыгрывал недоумение.
– Поезжайте в Киев и всё.
Антонина Андреевна, наблюдая за диалогом молочных братьев, слабо улыбалась, а вот Андрей откровенно скучал.
– Поезжайте в Киев, - настаивал талантливый старик, – и спросите. Поезжайте и спросите: кем был Паниковский до революции.
– До какой революции? – спросил Крошкин. – До февральской или октябрьской? А может, до оранжевой революции?
Седой не реагировал на импровизацию партнёра, с этого момента он шпарил по тексту, очень близкому к оригиналу:
– Поезжайте и спросите. И вам скажут, что до революции Паниковский был слепым. А что его кормило? Чёрные очки и тросточка.
Мать и сын прошли в дом, но Седой, как мы и договаривались, продолжал играть:
– Я стоял на углу Крещатика и Прорезной, почти там же,
Все отлично, думал я, слушая Танелюка. Текст Ильфа и Петрова, разбавленный современной отсебятиной, звучал прекрасно.
Мы с Володей, как я и обещал, наблюдали за всем происходящим внизу из окна второго этажа.
Владимир Владимирович вскоре покинул меня, чтобы отдать какие-то распоряжения обслуживающему персоналу, а я остался на своём посту.
Следующим прибывшим был, как я догадался, брат Андрея. Я, правда, не знал, какой – Никита или Егор. Этот Никита или Егор был точной копией Андрея, только чуть постарше и в приличном костюме, при галстуке.
Он не обратил на Танелюка и Крошкина ни малейшего внимания, прошёл не останавливаясь в дом.
Затем прибыли Митрофан Алмазов и Эдуард Кантор. Они долго слушали ребят, изредка о чём-то переговариваясь между собой. Мне показалось, что Алмазову действительно интересно, а вот Кантор тщетно скрывал своё презрение и к артистам, и к Алмазову, и вообще ко всем живущим на земле.
Мерзкий все-таки типок. Я бы скорее предпочёл выпить баночку гноя, чем иметь удовольствие общаться с ним.
А вот появившийся через несколько минут полковник не только насладился лицезрением предлагаемого действа, но и с восторгом принял участие в нём. Вернее, он прямо слёту вклинился в диалог и взял инициативу в свои руки.
– Паниковский Михаил Самуэлевич? Великий слепой? Аферист и гусекрад?
Седой не растерялся:
– А вы, стало быть, Виталий Геннадиевич Срайба? Содержатель блошиного цирка?
– Хуже! Я – Иван Фёдорович Крузенштерн! Человек и пароход!
– А-а, - протянул довольный Танелюк, – плавали, знаем.
– Вы почему нарушаете паспортный контроль?
– С чего вы взяли?
– А у вас на могиле было написано «Человек без паспорта»…
– Мало ли что где написано, - весело парировал Седой.
И тут же выдал бородатое:
– Вон на заборе написано «хуй», а за забором – гаражи!
Полковник аж подпрыгнул от удовольствия и радости.
Вернулся Владимир Владимирович, а вместе с ним пришёл Шацкий.
– Ну что, Юрок, маешься?
– Романов что-то опаздывает…- проворчал Шацкий.
– Он будет вовремя, - заверил я, - даже если к утру заявится.
Володя молча кивнул.
Глава 13
О гостях, прибывших в следующие двадцать минут, Владимир Владимирович рассказывал охотно, но сдержанно.