В понедельник дела не делаются
Шрифт:
Не положено так – пришел и сразу спать заваливаться. Будет выглядеть, что он ныкается.
Следак сказал – передачка ему не положена. Что он пока как подозреваемый на семьдесят два часа задержан. Да, курить у него есть, дядя Витя почти целую пачку ему в руку сунул, когда вызвали с вещами. Знали уже тогда, что не нагонят, что в ИВС опустят.
Закурить, поди, можно? Диман сигареты вытащил, ан опять облом. Ни одной спичинки в коробке целой, одни горелые. У соседа вон, на верхней пачке «Примы» спички лежат, но без разрешения чужого ничего в камере нельзя брать.
Чтобы скоротать время, Диман начал думал о Ленке, будет ли она ждать его, если посадят всё-таки. Не дай боже, наставит рога! Срок-то, он не резиновый, пожалеет Ленка, если чё…
В коридоре залязгало железно, металлические колёса покатились медленно по каменному полу, голоса загомонили. Ужин?
Как по сигналу, сокамерник сел на нарах. Телогрейку, которой укрывался, сбросил.
– Уф! – приходя в себя, заспанное лицо ладонью потёр. – Привидится же такое?
На пальцах у него – синие, в точках и в звёздах перстни.
Наконец он Димана заметил, стальной фиксой цыкнул.
– Привет, зёма. Обзовись, кто такой?
– Помыкалов я, Диман, с «Восточки».
– Кто по масти? Не пидор?!
– Я – первый раз…
12
Во вторник Маштаков вышел на работу «тяжёлый». Еле успел к оперативке, хорошо Ирка вызвала такси. Поправиться пивом он отказался, хотя подмывало. Растворил в кипятке таблетку «Алкозельцера». Тупо смотрел на бурю пузырьков в стакане воды. Рекламируемое зелье помогло мало, в машине чуть не стошнило.
Из актового зала Миха вышел первым, чтобы не попасть на глаза начальству. В кабинете плюхнулся за стол, впал в ступор.
Вошедший следом Рязанцев сразу угадал состояние своего старшего.
– Кофейку сварганить, Николаич?
– Валяй.
Надо было позвонить жене на работу, сказать, что всё в порядке, живой. Накануне, обставившись тем, что пойдет в засаду сбежавшего убийцу ловить, он предупреждал, что возможно на всю ночь. Видел – Таня поверила мало. Для звонка требовалось ещё подгадать, когда у неё перемена между уроками. Мозги не шевелились.
Что значит возраст. Раньше всю ночь пили, спали пару часов и шли на работу как новые. А в стройотряде? После таких ли пьянок вдвоём с Колей «шаланду» красного кирпича прямо из печей загружали. И не навалом кидали, а – в укладку!
А тут – под хорошую закусь за много часов выпил ну пятьсот, наверное, граммов. Ирка тоже водку пила. Зря, конечно, мешал с вермутом этим, с «Мартини». Потом, правда, полночи урчал над Иркой, обязательную программу выполнял. В ванную ещё полезли, молодость жеребячью вспомнили.
Глядя в стол, Миха вспомнил, как классно было в горячей воде, в пышной ароматной пене – по шейку. Напротив него, подняв коленки, сидела Ирка, изрядно к тому времени пьяненькая. Большим пальцем ноги под водой Миха пытался проникнуть в неё, мягкую, распарившуюся. Ирка деланно отталкивала, хохотала, водой брызгалась. Рядом с ванной на табурете стояли рюмочки с водкой, в тарелке – нарезанный лимон.
– Ап! – Ирка вдруг набрала воздуха и нырнула.
Приём этот
Маштаков похлопал себя по карманам. С сомнением вытащил сигарету. Закурить всё же не решился, сказывались последствия алкогольной и табачной интоксикации.
«А может, честнее и лучше для всех, если я к Ирке уйду? Сколько она агитировала».
Может, от этого шага всегда останавливала мысль, что она слаба на передок? Связи Иркины, в том числе и здесь, в отделе, не являлись для него секретом. Но она баба свободная, отчитываться ей не перед кем. Заполучив его, пусть не в мужья, в сожители, она на сто процентов изменит свое поведение. Как она своему второму, Роме, верность хранила.
Ирка, когда надо, в лепёшку расшибётся. Гляди, какое пиршество забабахала в честь пресветлого праздника – седьмой годовщины их тёплых отношений. Даже масляная рыба была…
Но как девчонок кинуть одних, без отца? У Михи сердце цепенело, лишь только он представлял такую перспективу. Хотя умные люди говорят, что гораздо хуже для детей, когда они видят, что родители живут плохо, в непрекращающемся конфликте, по неделям обходятся в общении несколькими фразами.
Дашка уже большая, в шестом классе, много понимает. Смотрит исподлобья, когда он возвращается никакой. В семейном противостоянии она однозначно на стороне матери. Два-три года пройдет, и Маришка перейдёт в тот же стан, он останется один на льдине. Ломом подпоясанный.
Заботливый Рязанцев поставил перед Михой чашку с дымящимся чёрным содержимым. Полагающегося запаха почти не было, кофе оперативники покупали соответственно доходам.
– Похлебай, Николаич, горяченького.
– Спасибо, Андрюша.
Маштаков осторожно начал отхлёбывать из чашки и всё-таки не уберёгся, обжёг язык.
– Тут «Космонавт» твой, Николаич, через дежурного с утра уже на связь выходил. Беспокоится шибко.
– Чего, на орбиту хочет выйти?
– Наверное.
Миха знал, что надо было решать проблему с агентом, который со вчерашнего вечера сидел в спецприёмнике вхолостую. Федеральный судья Глазов нарезал ему вместо пяти семь суток.
Одна фраза в заявлении гр-ки Кравцовой И. В. судью насторожила.
– Это как – «пытался схватить за интимные места»? За какие это места вы хотели незнакомую женщину схватить?
А пьяненький Витёк, секретный агент «Космонавт», возьми да и ляпни непонятливому популярным русским народным языком.
Досрочно выпустить его из спецприёмника можно только с ведома первых руководителей УВД. Начальник МОБ Коробов исключался. Он испытывал к Маштакову, говоря языком протокола, давние личные неприязненные отношения. Полагал, что прокурорское прошлое опера не имеет сроков давности. Щемил при каждом удобном случае. Если захочет, может решить этот вопрос и Львович. Он сейчас и.о. начальника КМ. Но прагматичный Львович, конечно, скажет, пускай агент и дальше сидит, фигуранта для разработки к нему на раз подкинем, какие проблемы. Мало ли, у нас преступлений нераскрытых?