В понедельник дела не делаются
Шрифт:
– Давайте.
«Вроде пока всё правильно делаю», – решил зампрокурора, прокрутив в голове все “за” и “против”».
14
Вечером Маштаков навестил своё любимое заведение – бар «Магнат» на Урицкого.
После работы он заглянул домой, отдал жене получку. Практически всю, отложив в «подкожные» только две сотни, больше не выкраивалось. И так без надбавок, которых он был лишён, и за вычетом прогулянных дней получилось всего две тысячи триста пятьдесят рублей.
– Домой тебя ждать? – в обычной манере, как бы между делом, поинтересовалась Татьяна.
Деньги, хоть и небольшие, возымели свое меркантильное значение, жена выглядела приветливей, чем обычно.
– Может, не пойдёшь никуда? – попросила она. – Я курочку приготовлю. Девчонки по тебе соскучились.
Миха, обувавший в крохотной прихожей ботинки, замешкался. Потом резко встал, притопнул ногой.
– У меня встреча деловая, Танюш.
Жена отвернулась и быстро ушла на кухню. Без паузы загремели кастрюли.
Бар «Магнат» располагался в квартале от Михиной «хрущёвской» пятиэтажки. В половине седьмого вечера заведение почти пустовало. – Нин, привет! Как бизнес? – с порога Маштаков приветствовал барменшу. Он был здесь почти родным. Барменша Нина, стриженая искусственная блондинка, глазастая, хорошо за тридцать лет, вполне фигуристая ещё, обрадовалась его приходу. – Приветик, Миша! Ты нас забы-ыл совсем. Маштаков подошёл к стойке, опёрся на неё, поймал женщину за кисть, поцеловал в запястье. – Выглядишь, Нин, как всегда на пять баллов. – Ты что, у меня руки мокрые… Барменша поставила на стойку два высоких бокала. Третий стала усиленно протирать перекинутым через плечо полотенцем. Улыбалась смущённо. «Надо же, – подумалось Михе, – они как кошки. Погладил – и сразу урчат». – Чего будешь? Как всегда? – Нет, как всегда не хочу. Налей пивка кружечку. Ну и сухариков каких-нибудь дай. Сколько у меня долгов накопилось? Не исчерпан ещё кредит доверия? – Ты же знаешь, когда он будет исчерпан, я тебя выкуплю, – смеялась Нина, подставляя наклонённую кружку под янтарную струю из крана. Маштаков вытащил из кармана брюк полсотни, положил на стойку. – Сдачу сминусуй из моих долгов. Символическое погашение части долга носило у Михи характер ритуала. Этим он доказывал себе, что он не прилипала, что не халявной выпивки ради он сюда ходит. Хотя хозяин бара, местный магнат Жора Сметанюк всегда корил его: – Что уж, я не в состоянии угостить старинного друга, корифея правоохранительных органов? Друзьями они не были, хотя знались давно, с восемьдесят первого года, когда оба учились в филиале местного политеха. Маштаков, промучившись год, бросил институт, ушёл в армию.
Жора и тогда был Жорой. Сын обеспеченных родителей, папа – полковник, военпред на механическом заводе. Первым на курсе Жора заявился в институт в фирменных джинсах «Леви Страус». У него водились деньжата, по мелочи он фарцевал дисками, импортными сигаретами. Девчонки вокруг него, плейбоя, хороводом вились. Худого невзрачного Маштакова Жора признавал тогда только из-за дерзких его полублатных приятелей по секции бокса, проникавших на институтские дискотеки. Коммерция давалась Жоре трудно. Правда, в последнее время он поунял свои имперские амбиции, жизнь пообломала. Освоил закон зимовки: «Будь проще, и к тебе потянутся люди». Бар приносил Жоре мало доходов. Ресторанный бизнес вообще дело проблемное. Закупка, готовка, обслуживание, клиент специфический, попросту пьяный, непредсказуемый, каждый вечер почти наносящий материальный ущерб. Табун проверяльщиков. СЭС, пожарные, архитекторы, менты! Каждому за хорошее отношение надо что-то дать. Не считая бандитов, которые были опаснее государственных мытарей, их условности должностных обязанностей не стреноживали. Но и с бандитами Жора в конце концов утряс. Кивая на постоянно торчавших в баре ментов, комбинатор создал иллюзию опекающей его красной крыши. На общак отстёгивал эпизодически и скудно. Год назад к Жоре повадились двое отморозков. Один из них запал на Нину. Сядет у стойки, курит, щурится и задвигает ей разные гадости на сексуальные темы. Типа, представь, киска, как я тебе ножки раздвину… До настоящих истерик Нинку доводил, она увольняться всерьёз хотела. А это Жориному магнатовскому бизнесу – край, Нина весь бар на себе тащила. В Жоре южная, наполовину семитская кровь закипела. Когда парни в очередной раз заявились, он вызвал их в коридор, орать стал. Второй, не сексуально озабоченный, сделал к топавшему ногами Жоре короткий шаг. Выдернул из фирменных штанов комерса подол рубахи. И к вывалившемуся студенистому брюху приставил острое жало выкидухи. – Ты чё визжишь, жирный? – вопросил тихо.
Жора попятился от ножа и от страшных глаз отморозка – белых, без зрачков. Еле отбрехался он тогда, угощал парней за счёт заведения. В следующий раз озабоченный подкараулил, когда Нина в туалете уединилась. Сломал запор на двери. Сцена получилась дикая. Нинка с завернутой кверху юбкой визжала на унитазе, как резаная. Люди сбежались, позорище… На следующее утро Жора прилетел к Маштакову на работу. Захлёбываясь ненормативной лексикой, вывалил проблемы. – А чего, Георгий, молчал? – упрекнул находившийся здесь же Титов. – Не к кому обратиться? Ждёшь, когда тётку трахнут, а тебе шкуру продырявят? – Маштаков на правах старинного знакомца был более резок. Сметанюк сидел, потупившись, со всем соглашался. В тот вечер опера провели в баре зачистку. Титов, камээс-рукопашник, никогда не упускал возможности попрактиковаться в силовых задержаниях. Конфликт грамотно спровоцировал небогатырского вида Маштаков. Локтем он опрокинул кружку с пивом у
– Ну чё, друг, нормально, да? – Тит чуть подзапыхался.
Уткнувшийся зажатой головой в подмышку опера отморозок в ответ сумел только просипеть невнятно. Согласно наставлению по рукопашному бою для зелёных беретов, Тит реально мог задушить противника при подобном захвате.
А в дверь, топоча, забегало ещё трое сыщиков.
У того, что вздумал дёргаться, нашли чек [54] героина, ножик его без всяких натягов потянул на двести двадцать вторую статью [55] .
54
Чек – вощеная бумажка с любой дозой героина (жарг.).
55
Статья 222 УК РФ до 2004 года предусматривала уголовную отвественнность за ношение холодного оружия.
Парень, ко всему прочему, оказался ещё и «условником», имел в активе два на два с половиной за кражу. В общем, его укатали на трояк реально.
Второй, сексуально озабоченный, ранее не судимый, залётный гражданин Копытов получил десять суток за мелкое хулиганство в общественном месте. В специальном приёмнике при УВД г. Острога ему провели курс сексуальной коррекции.
Маштаков тогда засомневался:
– Стоит ли впадать в крайности?
– Миха, они по-другому не понимают, – убедил его Титов, не отягчённый высшим образованием. – Завтра ему моя Люсь-ка понравится или твоя Танюха.
Копытов вышел из спецприёмника дырявым [56] . Сразу слинял из города, больше им не смердело.
На радостях Жора устроил грандиозное гулянье для воинов-освободителей. Закрыл бар на спецобслуживание. Упились до хорошего, в такси уставших оперов загружали штабелями.
С пьяных глаз магнат Сметанюк не сумел сдать бар на сигнализацию, и Михе пришлось оставаться с Нинкой охранять материальные ценности. В подсобке на топчане женщина безуспешно промучалась с Маштаковым до утра, но так ничего от него, перебравшего, не добилась.
56
Дырявый – лицо, в отношении которого совершен акт мужеложства.
С Ниной у него получились дружеские отношения, он к ней больше не подкатывал. Она закончила филфак, до тридцати лет учила детишек русскому языку и литературе, потом муж бывший сманил её в коммерцию, где можно было хоть на кусок хлеба с маслом себе и дочке заработать.
У Михи с Ниной обнаружились общие интересы. Она тоже любила прозу Довлатова. Открыла для Маштакова хорошего писателя Сергея Каледина. Уважала Высоцкого, специально для Михи держала в баре несколько кассет Владимира Семёновича.
Наизусть знала много стихов Цветаевой, Мандельштама. Услышав, что Маштаков со школы увлечен историей Белого движения и изучает его, принесла ему сборничек стихов эмигрантского поэта Арсения Несмелова, в прошлом колчаковского офицера.
Миха, помнится, прочитал и обалдел от простоты и пронзительности.
…Переодевшись и обрив усы,Мазнув у глаз две тёмных полосы,Он бросился к любовнице на дачу.Там сосчитал он деньги и патроны,Над дачей каркали осенние вороны,И вычистил заржавленный «Веблей».Потом зевнул, задумавшись устало,И женщине напудренной и вялойТолкнул стакан и приказал: «Налей!»