В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего года
Шрифт:
– Горе-то какое!
– деловито огорчилась дамочка, поцеловала Мосина в щеку, подхватила на лету падавшие от удара о мосинский нос очки и убежала.
– Миня, а почему тебя Мосей стали звать?
– поинтересовался Роман.
– Ты с успехом мог бы задать другой вопрос: Мося, а почему тебя Миней назвали?
– раздраженно ответил Мосин.
– Но мне кажется, что ты отлавливал меня не для того, чтобы задать этот вопрос. А совсем-совсем другой. По палагинскому делу. Так?
– Проницателен ты, Миня.
– Профессия
– А какая у тебя профессия?
– Юрист, Рома.
– Не юрист, а юрисконсульт фабрики канцтоваров "Светоч". Это не профессия и даже не должность. Это крыша, голубок мой.
Мося засмеялся и смеялся долго. Отсмеявшись сказал:
– Господи, до чего же милиционеры одинаковые! Сразу пугать.
– Я не пугаю тебя. Я позицию определяю, с которой ты и должен выступать в разговоре со мной. Я - представитель правоохранительных органов, а ты - жучок, существующий и существующий неплохо на сомнительные доходы.
– Из пушек по воробьям, - как бы "а парт" кинул реплику Мосин.
– Воробей - это ты?
– Выстрел-то мимо меня и поэтому по воробьям.
– Вопросы будешь задавать?
– с места в карьер начал Мосин.
– А как же!
– обрадовался Казарян.
– Тогда без предисловий начинай. Я тороплюсь, меня симпатичная гусыня ждет.
Казарян взял его под руку и вывел на улицу Герцена, и пошли они к Манежной площади.
– С палагинской коллекцией хорошо знаком?
– Да.
– И знаешь, как она хранилась в доме?
– Да.
– Через тебя никто не пытался начать переговоры с Палагиным о продаже коллекции или части ее?
– Палагинской коллекцией интересуются только специалисты и фанаты. И те и другие знают, что Палагин ничего не продает. Так что подобной попытки не может быть в принципе.
– Кстати, Миня, а сам-то ты что-нибудь коллекционируешь?
– Конечно. Но моя страсть - сугубо по моим средствам. Я по дешевке собираю русскую живопись начала двадцатого века, которая стоит копейки и которая через двадцать пять лет сделает меня миллионером.
– А хочется стать миллионером?
– До слез, Рома.
– При такой жажде можно и форсировать события, а?
– Какие, собственно, события?
– События, приближающие тебя к миллионам.
– Дорогой Рома, при твоем ли роде деятельности заниматься эвфемизмами? Спроси коротко и ясно: "Гражданин Мосин, не вы ли за соответствующее вознаграждение навели уголовников-домушников на коллекцию Палагина?"
– Считай, что спросил.
– Не я.
– Жаль.
– Казарян обнял Мосина за плечи.
– А то как бы было хорошо!
– Не столько хорошо, сколько просто. Для тебя.
– В общем, я тебе, Миня, верю. Хотя нет, все наоборот. В общем, я тебе, Миня, не верю, но в данном конкретном случае верю.
– Тоже мне Станиславский! Верю! Не верю!
– Хватит блажить-то. Давай вместе подумаем. Я поначалу был
– А если темная, Рома?
– Откуда? Среди окружения фофанов для темной наводки нет.
– Есть идея, Рома.
– Поделись.
– А что я с этого буду иметь?
– Миня, могу тебя заверить: от моих благодеяний миллионером станешь.
– Да я шучу, шучу! Хотелось бы просто от тебя в знак признательности небольшой сувенирчик. У твоего папаши в чулане лентуловский этюд пылится. Только и всего!
– Договорились. А ты мне в ответ - театральный экскизик Добужинского. Я помню, у тебя их несколько.
– Это же баш на баш! Мне-то какая выгода?
– Как знаешь, Миня, как знаешь!
Мосин отчаянно махнул рукой:
– Ну, что мы с тобой, право, как на базаре! Бери идею задаром.
– Значит, Лентулов менять прописку не будет.
– Как это не будет?
– возмутился Мося.
– Мы же с тобой договорились: ты мне Лентулова, а я тебе - Добужинского.
– Ладно. Отдавай идею задаром.
– Вы в своей конторе на Петровке небось думаете, что вы самые умные и проницательные. А у некоторых на плечах тоже не кочан капусты.
– Кстати, насчет эвфемизмов. Некоторые - это ты?
У казаряновской альма-матер - юрфака - они перешли на другую сторону улицы, свернули налево и мимо старого здания МГУ, мимо американского посольства выруливали к "Националю".
– Абсолютно верно. Я. Так вот, у которого на плечах не кочан капусты вне зависимости от вас размышлял о краже и пришел к выводу, что наиболее вероятный источник о палагинской коллекции и о квартире - обслуга. Прикинул: жактовские деятели, приходящая прислуга, персональная портниха жены и, наконец, столяр-краснодеревщик, который уже много лет строит Палагину разнообразные вместилища для его коллекции.
Слесаря, водопроводчики, домработница, портниха, электрики, конечно же, могут дать кое-какие сведения о квартире Палагина. Но исчерпывающие сведения, а главное - все о коллекции, может дать только Петр Федосеевич, краснодеревщик. Я его знаю сто лет, Палагин его знает сто лет, все его знают сто лет, и поэтому почти с уверенностью можно сказать, что на сознательную зрячую наводку он никогда не пойдет. А вот втемную его использовать могли.
– Завтра с утра мы с тобой, Миня, в гостях у Петра Федосеевича.
– А ты сегодня Лентунова подготовь. Там масло, ты пыль влажной тряпочкой сотри, подсолнечным маслом протри и опять насухо вытри.
– Мосин подошел к окну кафе, глянул в щель между неплотно задвинутыми гардинами, сообщил: - Юрий Карлович с Веней кукуют. Обрадовать, что ли, советскую литературу?
– Валяй. Подкорми классиков с доходов праведных.
– Компанию не составишь?
– Мне, Миня, пьянствовать в общественных местах не положено. Особенно с тобой.