В постели со Снежной Королевой
Шрифт:
«Нет, я не испытываю никакого дискомфорта, мне даже приятно, когда ко мне прикасаются — но не более того, — добавила Люба. — Пожалуй, более острое наслаждение я испытываю, когда расчесываю комариные укусы!» — умудрилась она даже пошутить.
«Наверное, ты не нашла еще такого мужчину, который был бы достоин тебя», — сказала тогда Алена — заезженный медицинский термин показался ей несовместимым с прекрасной Любовью.
И теперь, глядя на Любу, она попыталась представить того мужчину, который был бы достоин ее.
— А ты — собираешься
— Может быть… — ослепительно улыбнулась Люба и многозначительно прикрыла глаза. — Скоро.
— Люба! — взвизгнула Сима. — Господи, а кто он?
— Всему свое время. Потом, девочки, потом… Пока все еще достаточно неопределенно. Боюсь сглазить.
— И не говори! — взволнованно произнесла Алена. — И не надо! Мы с Серафимой потерпим… Симка, умерь свое любопытство!
— Все-все-все! — замахала руками Сима. — Я просто очень рада за тебя, Любочка…
Аленино воображение нарисовало рядом с Любой этакого Добрыню Никитича — с косой саженью в плечах и ростом не менее двух метров (в этой паре не мог жених быть ниже невесты!). Добрыня Никитич был добр, ласков и нечеловечески силен — атлет, тяжеловес, молотобоец, способный с легкостью подхватить Любу на руки, и уж его-то мужественные прикосновения играючи пробудили бы в Любе вулканы страсти! Союз Земли и Воды, громокипящие объятия Зевса и Геры…
Представив все это, Алена даже затрясла головой.
— Надо выпить, — нетвердо произнесла она. — Давайте, девочки, за нас.
— Да, за нас! — закричала Сима. — Ой, только мне не подливайте!..
Вечером подруги ушли — причем первой отбыла Сима, над которой витал призрак Лидии Васильевны, напоминавший о том, что в позднее время на улицах особо свирепствует криминал…
Люба собралась уезжать чуть позже.
Но Алена, которую продолжало мучить дурацкое любопытство, опять не выдержала и нерешительно спросила Любу, которая как раз натягивала на себя в прихожей длинную широкую дубленку, размерами своими напоминающую милицейский плащ-палатку:
— Любка…
— Что?
— Помнишь, ты мне как-то сказала…
— Ну что? Что?
— Что ты ничего не чувствуешь…
— Ну и что? — нетерпеливо закричала Люба. — Ты это к чему спрашиваешь?
Судя по тому, как быстро Люба отозвалась, значило — она до сих пор тоже держала в памяти тот давний разговор и до сих пор кляла себя за откровенность. Дружеские излияния в духе сериала «Секс в большом городе» Любе, как уже говорилось, были несвойственны.
— Что-то изменилось? — тихо спросила Алена.
Люба некоторое время молчала, глядя на подругу неподвижными ярко-карими, орехового оттенка, влажными глазами, а потом сказала:
— Не твое дело.
И ушла.
Алене стало не по себе — но не потому, что разозлила подругу. Ясно, что Люба до сих пор была холодна и даже неизвестный Добрыня Никитич не смог ей помочь…
Алена снова села за рояль, пробежала пальцами по клавишам.
«Ну,
— Господи, и о чем я только думаю?! — Алена принужденно захохотала.
«Нет, дело не в Любке… Она нормальная женщина (подумаешь, нет в ее жизни этих жалких секунд этого так называемого высшего наслаждения!). А вот кто действительно ненормальный, так это я, при наличии всех полагающихся рефлексов. Потому что я в принципе ничего не хочу! Как там Халатов сказал — потеряла радость жизни?.. У меня не тело, у меня душа холодная, а это еще хуже!»
Алена снова захохотала — с ненавистью к себе.
Она извлекла из старенького «Шредера» несколько хаотичных, оглушительных аккордов. В потолок постучали.
«Вот он, мой герой, моя последняя страсть!» — продолжая иронизировать, она вскочила, отрезала большой кусок от своего зефирного торта. Поправила перед зеркалом прическу, схватила тарелку и понеслась по лестнице вверх, придерживая свободной рукой подол длинного платья.
Семен Владимирович незамедлительно распахнул дверь.
— Добрый вечер, Елена Петровна…
— Семен Владимирович, это вам, попробуйте! — весело произнесла Алена.
— Сами делали? — оживился старик, схватив тарелку своими цепкими лапками. — Не откажусь! Да вы заходите… Я, кстати, для того вас позвал, Елена Петровна, чтобы напомнить — не вздумайте часто поливать опунцию, у кактусов сейчас период покоя.
— Период покоя?
— Вот именно. И вообще, любые цветы не следует слишком часто поливать, потому что у них развивается прикорневая гниль, бороться с которой чрезвычайно сложно…
Он шел по коридору впереди Алены, подныривая из стороны в сторону, — маленький, сухой, с блестящей лысиной и торчащими вверх острыми ушами.
— Сейчас, Елена Петровна, я вам напишу примерный график полива, уж вы его соблюдайте…
— Обязательно, Семен Владимирович, обязательно! — истово обещала она.
Неделя перед Новым годом была самой сложной.
Алена играла в «Синематеке» уже каждый вечер. Правда, утешением было то, что сегодня (а именно тридцатого декабря) она работала последний день в этом году — на завтра в ресторан были приглашены другие артисты. Целая праздничная программа, в которой Алена отказалась участвовать. Наврала Халатову, что уезжает… Конечно, никуда она не уезжала, просто неохота было смотреть на бессмысленное пьяное веселье.