В преддверии бури
Шрифт:
Магики, надо отдать им должное, поняв, что лишились поддержки Плащей, не растерялись. Погасив, наконец, пылающий под копытами своих лошадей огонь, они снова вступили в бой. Но целью своей на этот раз они избрали не меня. Всю свою мощь магики обрушили на Влада.
Наверное, они и впрямь знали, что беловолосый маг будет не один. Возможно, даже догадывались, кем окажутся его спутники — не зря же наняли ещё и ночных убийц, да к тому же сразу четверых.
Но откуда, откуда они могли знать, что за оборотня я боюсь гораздо больше, чем за себя?
Сработали они так, будто готовили этот удар
— Берегись! — заорала я, разряжая в магиков сразу пять развешенных на пальцах конструкций, ещё две, защитных, не глядя, отправила за спину, в помощь драконьему оборотню. И не выдержала — обернулась.
Влад, хромая, медленно отступал под натиском Теней. Те сражались точно неживые, холодно и бесстрастно. Мечи плели узоры из взмахов, ударов и защит, не останавливаясь ни на миг, как будто руки, державшие их, не знали усталости. Оборотень же рычал от боли — одна штанина была распорота от бедра до колена, левый бок залит кровью, алые брызги срывались с чешуйчатой руки при каждом взмахе саблей. Противников, правда, у него осталось всего трое — четвёртый неподвижно замер, распластавшись на камнях, и рваная рана на шее — явно от когтей, не от сабли, — ясно говорила, что он не поднимется уже никогда.
Брошенные мною в отчаянии конструкции сбили удар магиков, ослабив настолько, что прикрывшие Влада щиты справились, поглотив его остатки. Но я, испугавшись за оборотня, оставила без защиты себя — а именно на это они и рассчитывали.
Точно пудовый молот обрушился на меня сверху. В глазах расплылись разноцветные круги, пальцы разом ослабли, выпуская Поющих. Я почувствовала, как заваливаюсь набок, выскальзываю из седла. Рванули навстречу гладкие камни тракта, и в тот же миг, как тело моё коснулось земли, я не сдержалась и вскрикнула от боли.
— Аэр! — донеслось до меня.
Голова, с глухим стуком коснувшись тракта — по шее тут же потекло что-то липкое и горячее, — безвольно повернулась в сторону, и я увидела, как драконий оборотень, забыв о противниках, бросился ко мне.
Один из Теней, осклабившись, потянулся к сапогу, хищно блеснуло лезвие вынутого ножа. Едва уловимое глазом движение — нож, вращаясь, вылетел из руки и вошёл в спину драконьему оборотню.
Влад по инерции сделал несколько шагов и недоуменно остановился. Лицо его, уже ничем не напоминающее человеческое, наморщилось, нависшие брови озабоченно сошлись к переносице.
— Сзади! — не своим голосом завопила я, заметив, как бросаются к нему Тени.
Меч в руках ближайшего из них скользнул вперёд, острие, со свистом вспоров воздух, в длинном выпаде коснулось спины оборотня вслед за ножом и, окровавленное, высунулось из груди. Влад замер, непонимающе уставился на лезвие, поднял было свободную руку, хватаясь за него — и дёрнулся, когда рядом вспороло покрытую чешуёй кожу ещё одно.
— Нет, — прошептала я, глядя на него.
Вдруг сильно-сильно заболело сердце. Вцепившись в камень тракта, я со звериным отчаянием поползла к нему, понимая, что уже ничего нельзя изменить, и отказываясь в это верить.
Оборотень пошатнулся,
— Ты же говорил, что это всё царапины, — прошептала я, точно в бреду. — Тебя такой мелочью не убить. Не смей, не смей сдаваться.
И, ломая ногти, сдирая кожу на локтях и ладонях, продолжала ползти.
Медленно, точно кто-то могущественный почти остановил время, Влад рухнул на колени. Он лучше меня знал, где находится предел его сил. Его бой был окончен. Но Тени привыкли действовать наверняка, и рядом с двумя торчащими из груди клинками показалось жало третьего.
Влад поднял на меня глаза и стремительно начал меняться, вновь превращаясь в человека. Едва заметно дёрнулся вверх уголок губ — досадливо и чуть-чуть виновато. А потом оборотень упал.
Такой боли и такого отчаяния я не чувствовала ещё никогда. Точно сотни иззубренных лезвий одновременно вскрыли кожу и принялись кромсать измученную плоть. Точно сотни огненных языков лизнули открытые раны, неспешно выжигая их до угольев, до пепла, освобождая дорогу рвущейся изнутри всесжигающей и всеуничтожающей ненависти, превращённой в чистую силу, в пламя, что должно утолить в один миг рождённую жажду мщения, истребив всех и каждого, кто посмел преградить наш путь.
— Да будьте вы всё прокляты! — обеспамятовав от горя, взвыла я, высвобождая эту силу.
По телу прошла судорога, от плеч заскользили вниз жгучие голубые искры, скатились к ладоням, превратившись в сгустки белого пламени. Раздался грохот, и с пальцев, обжигая кожу, сорвались белоснежные извивы молний.
И мир вокруг вместе с магиками и Тенями потонул в яростной вспышке.
В себя я пришла от холода. Тело занемело, болела, казалось, каждая его клеточка. Что-то твёрдое и тонкое сдавливало шею. Под спиной подпрыгивали на ухабах и неровностях дороги плохо оструганные доски, слышались голоса и скрип давно не смазанных колёс.
Мгновение я лежала, пытаясь понять, где это оказалась…
Потом накатили воспоминания.
Страшный, нечеловеческий крик сам собой вырвался из горла, сердце разорвало грудную клетку, оставив вместо себя рваную рану, заполненную осколками костей.
Не открывая глаз, я сжалась, подтянув колени к груди, лбом с размаху ударившись обо что-то деревянное. Голова отозвалась болью.
«Боль, — подумала я, — есть предвестница смерти».
И принялась биться об это вовремя встретившееся препятствие.
— Тихо, тихо, — раздалось надо мной, прохладная ладонь легла на лоб. — Не надо, Аэр, успокойся, прошу тебя. Его уже не вернуть.
Я взвыла — разум упорно отказывался воспринимать произнесённые этим тихим, усталым и отчего-то знакомым голосом слова, — и снова размахнулась головой. На этот раз у меня получилось — мир погрузился в темноту блаженного забытья.
Так повторялось много раз. Как только появлялся свет, накатывали боль и воспоминания, и избавиться от них можно было, лишь отправившись обратно во тьму. Голос, казавшийся знакомым, пытался увещевать меня, руки держали голову, но я ухитрялась вырываться из их захвата и всё равно старательно уходила в небытие, надеясь, что больше не очнусь.