В прицеле «Бурый медведь»
Шрифт:
Подойдя к повозке, Екатерина Ивановна спросила:
– Где санинструктор?
– А зачем он вам? – хитро щуря глаза, ответил ездовой, круглолицый боец в полушубке. – Но! – крикнул он на лошадку и взмахнул кнутом.
– Стой! – скомандовала Лаврова. – Что под плащпалаткой?
– Да ничего особенного, – уклончиво доложил боец.
Лаврова, не дожидаясь ответа, сама сбросила плащпалатку. Под ней лежал боец с перевязанной ногой и смущенно кривил губы.
– Почему не в госпитале? Это же преступление! – повысила голос военврач. – У вас может начаться гангрена…
– Доктор,
– Хватит! – оборвала его Лаврова. – Сейчас же на стационарное лечение!
– Не могу я, доктор, бросить роту свою… Как вы этого не поймете? Рана-то у меня пустяковая… Кость цела.
Вокруг повозки собрались бойцы. Они с сочувствием смотрели на бойца и с неодобрением – на врача. Кое-кто пытался уговорить Лаврову. Но она была неумолима:
– Я доложу комбригу.
– Кому нужен комбриг? – раздался громкий голос сзади.
Все обернулись. Перед нами стоял невысокого роста чернявый офицер. У него живые карие глаза, прямой красивый нос. Это, как выяснилось, и был новый комбриг подполковник Михаил Ильич Дубровин. Мы привыкли к Булгакову, человеку уже почтенного возраста. (Его перевели на другую должность.) А тут совсем молодой человек…
– Видел? – шепчет мне на ухо старшина Тарасов. – Новый комбриг. Под Сталинградом воевал. У самого Еременко, говорят, служил. Обрати внимание на шинель сзади, видишь – дырки? Пулевые. Слышал я, немецкий снайпер в него стрелял.
– О чем вы это шепчетесь? – обратился к Тарасову комбриг. Но, заметив снайперскую винтовку, тут же спросил: – Снайпер?
– Так точно, товарищ подполковник!
– Фамилия?
Я представился.
– Слышал о вас, о вашей «охоте». Люблю снайперов. Только таких, которые поражают цель с первого выстрела. В меня вот три раза стреляли. А я, как видите, жив. Попугали, и только… Так что у вас за спор? – Подполковник посмотрел на Лаврову.
Военврач стала объяснять. Комбриг, слушая девушку, то суровел лицом, то глядел на нее с улыбкой. Затем он, прищуря глаза, спросил:
– А что, доктор, если в самом деле не вернется солдат в роту? Подумайте, ведь рота – его родной дом? А кто бежит из дома? Плохой семьянин. Не правда ли?
– Конечно, правда, – оживились бойцы.
– Но вопрос о том, где лечить бойца – в стационаре или при роте, – не моей компетенции. Это должен определить врач в зависимости от степени ранения. А теперь отправляйте раненого в стационар и лечите его. Как вылечится – ко мне. Я сам дам направление, и непременно в четвертую роту.
– Спасибо, большое спасибо, товарищ командир, – ответили мы.
Внимание, которое проявил новый комбриг к раненому, вызвало среди нас оживленные разговоры. Все сходились на одном: подполковник чуткий человек.
Я особенно подробно описываю случай на дороге потому, что раненым бойцом оказался Алеша Адров, мой сверстник из Кумылги – поселка Сталинградской области, – ставший впоследствии известным снайпером.
Миусские будни
28-й
Из рассказов командиров, а также разведчиков, в том числе Вани Гурова, нам стало известно, что оборона на этом участке фронта имеет свои особенности и приметы. За тобой следят сотни глаз из щелей дзотов, дотов, всякого рода железобетонных колпаков и многих других сооружений. Местность пристреляна. Созданы тщательно замаскированные снайперские точки. Тут нужна исключительная осторожность и внимание.
Четвертой ротой теперь командовал старший лейтенант А. П. Похитон – кадровый офицер. Привыкнув к Тузу, я переживал его уход. Впрочем, комбат не забывал нашу роту, он часто бывал в ней, интересовался ее жизнью. Вот и сейчас Туз в роте, и по его приказанию мы со снайпером Павлом Хромовым прибыли к нему.
Павел Хромов – мой одногодок, юноша невысокого роста, с цепким взглядом карих глаз. В роту он прибыл совсем недавно из госпиталя. Я с ним быстро сдружился.
Хромов чем-то походил на моего друга Павлика Дронова, метко стрелял и имел на счету семь гитлеровцев, уничтоженных в боях за Ростов.
Как комсорг роты, я нередко давал Хромову поручения. Он относился к их выполнению очень добросовестно: выпускал боевые листки об отличившихся, подбирал интересные статьи о снайперах, которые читал боевым друзьям. Из 47 членов ВЛКСМ роты он был, пожалуй, самым активным и инициативным.
Комбат Туз, теперь уже старший лейтенант, повел нас за обрыв, где можно было говорить громче.
– В обороне боевой тон должны задавать снайперы, – начал Туз. – Вот хотя бы такая возможность: гитлеровцы – а это я знаю по опыту – не всегда отрывают траншеи в полный рост. Нет-нет, и над траншеей покажется немец. Одному лень пригнуться, другой по пьянке неосторожен, третий просто бравирует. Вот и ловите их на мушку!
Мы внимательно слушали Туза. Действовать в столь прочной обороне приходилось впервые, но задача ясна: бить фашистов при любом удобном случае.
– Сейчас всем спать, – приказал Туз. – А с рассветом – на «охоту». Ни один враг не должен безнаказанно смотреть в нашу сторону. Будьте хозяевами земли.
Утро встречает нас удивительной тишиной. Никто не стреляет. Я занимаю позицию и оглядываюсь вокруг. Вот пулеметчики готовят свои позиции к бою, а рядом стрелки маскируют валежником и сухой травой свежевырытый грунт. Два дюжих бойца в касках прилаживают противотанковое ружье. Не торопясь они рассовывают по нишам гранаты, патроны, котелки. Подразделения бригады буквально зарылись в землю и, подобно сжатой пружине, готовы в любое время вырваться наружу и ударить по врагу.