В пылающем небе
Шрифт:
— Доверни вправо, — говорит Куликов. — Обойдем Кенигсберг и Данциг.
Некоторое время летим над Балтийским морем. Затем штурман дает новый курс. Подходим к берегу. Впереди — разрывы зенитных снарядов. Небо обшаривают прожекторы. И сразу же полоснули огненные трассы. По ним различаем, кто бьет. Наши — зеленоватые, фашистские — оранжевые и красные. Неподалеку идет воздушный бой, под крылом отчетливо видны пожарища. Не иначе, как кто-то из наших вынужден был сбросить бомбы. Экипаж отбивается от наседающих истребителей.
— Где мы? — спрашиваю Куликова.
— Штеттин, —
— Хватит.
Штеттин остается позади. До Берлина, примерно, полчаса лету. Томительно, очень томительно тянутся последние минуты. Наконец в шлемофон врывается взволнованный голос Куликова:
— Подходим к цели!
— Приготовиться! — даю команду.
Вражеские посты наблюдения, видимо, сработали четко: в небо лезвиями врезаются десятки прожекторов. Хлопья разрывов вскипают вокруг машины.
— Усилить наблюдение за воздухом! — приказываю экипажу и начинаю маневрировать.
Пот заливает глаза. Не хватает кислорода. А вокруг море огня. Пробиваемся вперед, вырываясь из цепких щупальцев прожекторов. Высота 6300. Жалко терять, но ничего не поделаешь. Резко кладу самолет на крыло. Крен двадцать, сорок, шестьдесят градусов! В гул моторов вплетается неприятный свист. Самолет скользит, почти сваливается. Маневр удается: уходим от прожекторов. Однако потеряли более тысячи метров высоты.
— Вижу цель, — докладывает штурман.
— Становлюсь на боевой курс! Приготовиться к бомбометанию!
— Два градуса вправо, — просит Куликов.
Стрелки приборов молниеносно реагируют на маневр. Машина послушна.
— Пошли! — кричит штурман, и в голосе его такое торжество, что радость переполняет каждого. Тяжелые бомбы устремляются вниз. Советские бомбы сыплются на голову фашистской столицы! Идет возмездие! Идет!!!
Теперь главное — вовремя выйти из-под обстрела.| Бросаю машину из стороны в сторону, до предела увеличиваю скорость, но вырваться пока что не могу. «Собьют, гады», — сверлит мозг тревожная мысль. Надо немедленно радировать на КП.
— Саша! — приказываю Панфилову. — Срочно радируй: «Москва. Кремль, товарищу Сталину. Находимся над Берлином. Задание выполнили».
Неожиданно фашистские зенитчики прекращают огонь. Неспроста. Значит, где-то рядом появились вражеские истребители, гитлеровцы боятся попасть в своих.
— Справа над нами истребитель! — докладывает Васильев.
— Вижу, — отвечаю. — Продолжайте наблюдение! Не давайте ему подойти близко!
Делаю маневр. Васильев с Панфиловым ведут яростный огонь по фашистским истребителям. Даже не верится, что после такой передряги все приборы работают нормально. Мы благополучно уходим. Но ликовать рано: до линии фронта лететь еще около пяти часов. Всякое может случиться.
— А стрелять фашисты не умеют, — говорит Куликов. — При таком огне попадать надо. И почему они нас не сбили?
— Сам удивляюсь, — отвечаю и обращаюсь к Панфилову: — Ты передал телеграмму?
— Передал и «квитанцию» (подтверждение) получил.
— Ответ не поступил?
— Пока нет. Приказали ждать.
Примерно через час слышу восторженный
— Радиограмма с земли!
— Читай!
— «Все понятно. Благодарим. Желаем благополучного возвращения».
Продолжаем полет. Небо на востоке окрашивается в грязно-фиолетовый цвет. Различаю кромки кучевых облаков. Опять грозовые, черт бы их побрал! Другого выхода нет. Мы входим в мокрую вату лохматых туч.
Через десять часов полета производим посадку на том же аэродроме «подскока», с которого взлетели. Быстро дозаправляемся топливом и снова поднимаемся в воздух, чтобы лететь на аэродром постоянного базирования. Когда самолет оторвался от земли и лег на курс, стрелок Васильев доложил, что видит па аэродроме взрывы.
— Фашисты бомбят?
— Да, командир, налетели вражеские бомбовозы.
Опоздали фашисты. На «подскоке» почти не было самолетов.
А когда на основную базу вернулись техники, Коля Барчук рассказал, что одна из бомб упала на то место, где стоял наш бомбардировщик. Так что мы вовремя взлетели.
Из самолетов пашей эскадрильи, принимавших участие в полете на Берлин, не вернулся экипаж Ивана Федоровича Андреева. С борта его самолета еще при полете туда была получена тревожная радиограмма: «Атакован истребителями». На этом связь прекратилась. Неужели погиб экипаж Андреева?
Через несколько суток мы совершили повторный налет на Берлин. На этот раз до него добрались многие экипажи. Погода благоприятствовала, и мы нанесли гитлеровской столице немалый ущерб. Юрий Левитан снова сообщил всему миру о беспримерном подвиге летчиков авиации дальнего действия, о мужестве и героизме всех участников полета.
Ура! Ура! Возвратился домой экипаж Андреева! Его самолет сбили фашистские истребители над линией фронта. Все выбросились на парашютах и благодаря западному ветру приземлились на своей территории. Итак, наша эскадрилья боевых потерь не имела. Это прекрасно!
Мы готовились к новым полетам. На очереди Будапешт. И вот 5 сентября, сделав «подскок» на полевом аэродроме, большая группа бомбардировщиков взяла курс на столицу союзной гитлеровцам Венгрии. Вторая группа, взлетевшая с других аэродромов, снова ушла на Кенигсберг. Газета «Правда» 6 сентября 1942 года писала:
«Налет на Будапешт проходил в сложных метеорологических условиях на протяжении всего грандиозного маршрута. Очень часто самолеты попадали в нисходящие и восходящие потоки воздуха. Машина гвардии капитана Романа Тюленина, например, попавшая в такой поток, мгновенно провалилась вниз почти на 1500 метров. И только вблизи Будапешта погода резко изменилась. Луна освещала ориентиры. Хорошо была видна с высоты широкая лента Дуная.
Будапешт — это не только политический и административный центр Венгрии. Здесь сосредоточены важные военные и промышленные объекты. В городе имеются металлургические, нефтеперегонный, оружейный и машиностроительный заводы, большая сортировочная станция, крупные мастерские, склады, многочисленные казармы, нефтяные и газовые хранилища… По этим объектам и должны были наши летчики нанести удар с воздуха.