В пылу любовного угара

Арсеньева Елена

– Помолчи, тетенька, хоть минуту, – устало сказал полицейский. – А ты, девушка, аусвайс показывай. Есть у тебя аусвайс?

Лиза молча смотрела на него и думала: все, она погибла. Аусвайс-то у нее имелся, только он ведь выписан на имя Елизаветы Петропавловской, Лизочки, которую хозяйка, конечно, великолепно знала. И если она увидит аусвайс с фотографией одной Лизы, но с именем и фамилией другой…

И вдруг раздался знакомый голос:

– Наталья Львовна! Вы вернулись? Как съездили?

Боже мой, да это же отец Игнатий!

Кажется, никому на свете Лиза еще не радовалась так, как сейчас старику, которого только полчаса назад называла мерзким старикашкой. Хотя… Чем он поможет-то, если возьмутся проверять ее аусвайс?

– Съездила хорошо, – словоохотливо сообщила Наталья Львовна, – картошки наменяла, муки, сала. Но, главное, вернулась вовремя! Подхожу к дому, а она в окно лезет. Воровка! – И тетка снова принялась тыкать коротким пальцем с грязным ногтем в Лизу.

Отец Игнатий посмотрел на Лизу, пожал плечами и сказал спокойно:

– Да какая же воровка? Подруга моей внучки, ее тоже Лизой зовут. Моя Лиза в село уехала – так же, как и вы, вещи на продукты менять, – а подругу попросила тут пожить да за моим здоровьем посмотреть.

Лиза так и застыла с приоткрытым ртом. Виртуозность вранья привела ее в восторг. Вот же сообразительность, а? Кто бы мог ожидать от этого святоши…

– Вы, Лиза, с чего вдруг решили в дом через окно пробираться? – спросил старик, усмехаясь совершенно беззаботно. – Я же вам ключ дал.

– Я его дома забыла, – как можно спокойней ответила Лиза. – Вон он, на столе лежит. И что мне было делать, как не в окно лезть? Кабы я знала, что вы скоро вернетесь, я бы вас подождала, а так…

– Пускай аусвайс покажет, – упрямо буркнул полицейский, прислоняясь к дверному косяку. – Внучка не внучка, подруга не подруга, а аусвайс надо предъявить.

Понятно, ему было жаль, что его попусту оторвали от дела, а скорее от безделья, и он хотел теперь во что бы то ни стало продемонстрировать свою власть.

Лиза и отец Игнатий переглянулись, и она поняла, что до старика дошла опасность их положения. Тот даже побледнел, не зная, что ответить полицаю. И тут, словно по мановению волшебной палочки, зазвучали шаги на лестнице, и в комнату вошел… Петрусь. У него был усталый вид, глаза провалились, видно, мало приходилось спать, осунулось и заросло щетиной лицо, рубаха была грязной, а все же никогда еще не казался он Лизе более желанным, более любимым, чем сейчас. Она даже о своих бедах забыла. Смотрела на него и думала – да как же можно было просто помыслить уйти от него, покинуть его?

– Здорово, Илюха, здорово, Савичев! – за руку поздоровался Петрусь с полицаями. – Что вы тут злобствуете, словно мусора советские? Отстаньте от девушки. Нет у нее никакого аусвайса и быть не может, потому что ее документы я сам позавчера на перерегистрацию унес. Она с мужем развелась и фамилию меняет обратно на свою, на девичью. Была Иванова, стала Петрова.

Лиза тупо порадовалась

тому, что Петрусь не придумал какие-нибудь более сложные фамилии, запомнить которые у нее не хватило бы сейчас соображения. А еще она подумала: неужели кто-то в такие времена может разводиться? А впрочем, если люди могут влюбляться, то, наверное, и жениться могут, и разводиться… Жизнь идет. Банально звучит, зато верно.

– Ну, коли так, мы пойдем, – сказал тот полицейский, которого звали Илюхой.

– Топайте, ребята, – кивнул Петрусь. – Меня на один денек на побывку домой отпустили, а завтра снова в казарме встретимся.

– Ну, если это ваша знакомая, – хозяйка неприязненно поглядела на Лизу, – то пускай живет день или два. А я пойду домой. Только вот что скажите: вы моего племянника Анатоля не видели? Может, сказал, куда ушел?

– Да мы с ним «здрасте» и «до свиданья», – пожала плечами Лиза, чувствуя, что пора и ей внести свою лепту в общее вранье. – Ничего он нам не сообщал.

Отец Игнатий кивнул, Петрусь промолчал.

– Ну, появится он, несчастный гуляка! – погрозила в пространство кулаком Наталья Львовна и пошла на крыльцо.

И тут же у Лизы подкосились ноги, потому что она услышала, как один из полицейских брезгливо говорит во дворе:

– Что-то, хозяйка, из той вон крапивы у вас смердит. Кажись, труп там гниет. Может, собака сдохла?

– Боже милостивый! – возопила хозяйка. – Да что ж такое? Ни на денек нельзя из дому отлучиться, обязательно гадость какая произойдет! Не понос, так золотуха!

– Травищу бы выкосить надо, – наставительно говорил Илюха, – а то тут целый партизанский отряд спрятать можно.

– Я говорил пану Анатолю, – поддакнул Петрусь, высунувшись из окна. – Он даже пленных хотел взять из лагеря, чтобы очистить тут все, да так и не взял.

– Завтра же сама в лагерь пойду, – деловито засучила рукава хозяйка. – Не извольте беспокоиться, господа полицейские, через день тут все очищено будет.

И она с полицейскими наконец-то сошла с крыльца.

– Господи… – пробормотала Лиза, закрывая глаза руками. – Нескончаемый кошмар какой-то. Как же я перепугалась! До чего же вы оба вовремя появились.

– Да уж, – хмыкнул Петрусь, закрывая окно. – Очень удачно вышло, что меня сегодня на побывку отпустили. Сегодня же пятнадцатое. Как по заказу! Я сразу в ломбард, к отцу Игнатию, думаю: мало ли что, а вдруг… Ведь пятнадцатое! Смотрю – и в самом деле… Мы втроем и пришли.

– Втроем? – удивилась Лиза. – А где третий? И при чем тут пятнадцатое число?

– Сейчас все тебе объясним, – подал голос отец Игнатий. – Именно на пятнадцатое число каждого месяца назначена встреча со связным из отряда. Если Лизочка вовремя не давала условного знака, в ломбард должен заглянуть человек, узнать, как и что. Два месяца никого не было, мы уже и ждать перестали, а сегодня… Заходите, товарищ Ивлев!