В рассветный час (Дорога уходит в даль - 2)
Шрифт:
И вот перед нами лежат на парте наши дневники - тоненькие тетрадки в твердых переплетах с белой наклейкой.
– Напишите на белой наклейке, там, где точки, - предлагает нам Дрыгалка, - "ученицы первого класса" и ваше имя и фамилию... Написали? Теперь откройте дневник... Какой сегодня день?
– Суббота! Суббота!
– нестройно галдим мы.
Мученически сморщившись, Дрыгалка хватается за виски:
– Боже мой! Тише! Не все враз! Потом, успокоившись, она продолжает:
– Найдите в дневнике субботу...
– Записали.
– Итак...
– продолжает Дрыгалка.
– Какой у нас сегодня первый урок?
Весь класс вразнобой кричит:
– Свободный! Свободный!
Дрыгалка со страдальческим выражением затыкает уши пальцами:
– Господи! Оглушили! Разве можно говорить всем сразу! Я задала вам вопрос, и кто хочет ответить, пусть поднимет руку...
Вырастает целая рощица тоненьких ребячьих рук: все хотят ответить на вопрос Дрыгалки.
Дрыгалка медленно переводит взгляд с одной девочки на другую.
– Н-ну-с... Я спросила: какой у нас сегодня первый урок? А отвечать будет... ммм... ммм... Вот вы отвечайте!
– обращается она к красивой рослой девочке с длинной темной косой.
– Встаньте, откиньте бесшумно пюпитр и отвечайте: какой у нас первый урок?
Девочка послушно встает и совершенно неожиданно громыхает гулким басом, как из пустой бочки:
– Свободный!
Дрыгалка печально качает головой:
– Я вас спросила: "Какой у нас сегодня первый урок?" А вы рявкаете: "Свободный!" - Дрыгалка очень похоже передразнила басовитый голос девочки. Надо отвечать полным ответом: "Евгения Ивановна, сегодня первый урок свободный". Повторите!
Я немножко знаю эту девочку, мы иногда встречались с нею в сквере. Ей одиннадцать лет, но она высокая, крупная, как четырнадцатилетняя. У нее большие темные глаза, задумчивые и добрые, и сама она хорошая, милая. Ее зовут Варя Забелина.
– Евгения Ивановна, - повторяет Варя своим оглушительным басом, - у нас сегодня первый урок - свободный.
– Вот теперь хорошо!
– милостиво кивает Дрыгалка.
– Надо бы только не так громко... Бас - это не дамский голос.
Свободный урок Дрыгалка использует прежде всего для того, чтобы сделать перекличку и таким образом познакомиться со всеми нами. Каждая девочка, выкликнутая Дрыгалкой по списку, встает в своей парте и стоит, как перед фотографом. Дрыгалка несколько мгновений смотрит на нее, словно запечатлевая ее в своей памяти. Затем кивает, говорит: "Садитесь", - и вызывает другую, следующую по алфавиту. В дальнейшие дни мы убеждаемся в том, что память у Дрыгалки поразительная! Она запомнила всех с одной переклички и никогда не ошибается.
После переклички она начинает отбирать нас по росту. Две девочки совершенно одинакового роста -
Вот тут со мной случается первое печальное происшествие - я не попадаю в одну пару ни с Маней, ни с Мелей. Это меня так огорчает, что я, не выдержав, говорю Дрыгалке тихо, горестно:
– А я хотела с Фейгель... Или с Норейко...
Дрыгалка бросается на меня, как хорек на цыпленка, и говорит протяжно, с насмешкой:
– Ах, вы хоте-е-ели? Скажите, пожалуйста! Так вот, запомните: хотеть можно дома. А здесь надо слушаться. И - больше ничего. Ни-че-го! отчеканивает Дрыгалка, словно наступая ногой на мои ребячьи фантазии и испытывая от этого явное удовольствие.
– Ни-че-го! Поняли вы мои слова?
Стоящие около меня Меля и Маня смотрят на меня с испугом, как если бы я на их глазах упала в реку. Меля наступает мне на ногу - это чтобы я молчала и не спорила. Маня незаметно гладит пальцы моей опущенной руки.
– Вы меня поняли?
Дрыгалка стоит передо мной прямая, вытянувшаяся вверх, и правая рука ее, вся усыпанная коричневыми веснушками, пестрая, как кукушечье яйцо, прижимает к груди колечко от часовой цепочки. На одну какую-то долю секунды в моей памяти всплывает воспоминание, как я, совсем еще маленькая, забралась под балкон дачи и увидела там издохшую лягушку. Лягушка, вся вытянувшись, лежала зеленой спинкой вниз и зеленовато-белым брюшком вверх. Правая верхняя лапка ее была прижата к грудке. Почему-то Дрыгалка с ее пестрой рукой, прижатой к груди, напоминает мне ту издохшую лягушку.
– Вы меня поняли?
– настойчиво повторяет Дрыгалка.
Я молчу. Понимаю, что это молчание выглядит, как упрямство, как каприз, но не могу выжать из себя ни одного слова.
В классе очень тихо. Все девочки глядят на нас.
Несколько секунд мы с Дрыгалкой смотрим друг на друга, глаза в глаза. Эго - поединок...
Еще секунда - и я опускаю глаза.
– Поняли?
– в голосе Дрыгалки звучит торжество.
Чуть слышно, почти шепотом, я отвечаю:
– Поняла.
– Полным ответом!
– приказывает Дрыгалка.
– Полным ответом!
И я бормочу полным ответом:
– Евгения Ивановна, я поняла...
Это неправда. Я поняла далеко не все. Лишь много лет спустя я пойму, что это был только первый шаг Дрыгалки к тому, чтобы согнуть, искалечить меня так, как когда-то, вероятно, согнули, искалечили в такой же школе ее самое.
Но я не хочу этого! Мысленно я повторяю только одно слово:
"Папа... папа... папа..."
В этом слове очень многое. Это значит: "Видишь, папа, какая Дрыгалка злая тиранка?" Это означает: "Папа, ты бы, наверно, не опустил глаз, а я вот опустила, отвела их, как виноватая, хотя я ни в чем не виновата, я ничего не сделала плохого. Я - малодушная, да, папа?"