В рассветный час
Шрифт:
— Откуда?
— От кассирши! — говорит она и смотрит на Карцева уничтожающим взглядом. — Да, от кассирши, вот именно! Пересчитали вечером кассу — рубля не хватает! Кассирша говорит: он взял. Он — брат моего покойного мужа. Мы с ним компаньоны, у нас этого не может быть, чтобы один без другого из кассы хапал. Где же этот рубль? Я не брала. Кассирша говорит: он хапнул. И все.
Тут уж мне не кажется, что с дверью творится что-то неладное. Она в самом деле открывается, на секунду в ней мелькает Мелина голова в черном чепчике, и в учительскую входит..
Он одет по-городскому, в пальто, на голове — шляпа-котелок.
— Тадеуш! — кричит ему тетка. — А кто остался в ресторане? Там же все раскрадут, разворуют, господи ты мой боженька!
Но Тадеуш Норейко, красный, как помидор, еще более потный, чем мадам Норейко, выхватывает из кармана рублевку и швыряет ее в лицо своей невестке:
— На! Подавись, жаба!
Он говорит совсем как Меля: «Жяба».
И, обращаясь к присутствующим в комнате людям:
— Компаньонка она моя! За рубль удавится, за злотый кого хотите продаст, мать родную утопит… Хорошо, дочка за мной прибежала: «Иди скорей, папулька, в институт!» Я тут под дверью стоял, я все-о-о слышал! И все она тут набрехала, все! А девочки эти даже близко ко мне не подходили, а не то чтобы на меня нападать!
Перед таким ослепительным посрамлением врагов всем становится ясно, что представление, затеянное Дрыгалкой, провалилось самым жалким образом. Мелина тетка уже не находит возражений и, чтобы скрыть конфуз, вскакивает, словно она вдруг что-то вспомнила:
— Ох, сумасшедший человек! Бросил ресторан — воруйте, кто сколько хочет…
Поспешно раскланявшись с Дрыгалкой, тетка уходит. За ней уходит Мелин папулька.
— Что ж? — говорит папа. — Думаю, и нам можно уходить.
— Судебное разбирательство закончено, — ставит точку Лидин папа.
Дрыгалка порывисто поднимает руку в знак протеста:
— Нет, милостивые государи, не кончено. Я допускаю, что эта дама… может быть… ну, несколько преувеличила, сгустила краски. Но у меня есть собственные наблюдения: эти девочки, несомненно, на опасном пути… они что-то затевают… может быть, собирают между собой деньги на какие-то неизвестные дела!..
— А этого нельзя? — спрашивает папа очень серьезно.
— Нельзя! — отрезает Дрыгалка и даже ударяет ладонью по столу. — Никакие совместные поступки для неизвестных начальству целей воспитанницам не разрешены. Это действие скопом, это беззаконно!
Тут вдруг Варвара Дмитриевна Забелина, о которой все как бы забыли, встает со своего кресла и подходит к столу Дрыгалки. Она очень бледна, и папа спешит подать ей стул.
— А скажите, госпожа классная воспитательница… — обращается она к Дрыгалке, очень волнуясь, и губы у нее дергаются. — Вот эти девочки, разбойницы эти, грабительницы… они вчера у меня свежее варенье с хлебом ели… Это, значит, тоже незаконно, скопом, да? Стыдно-с! — вдруг говорит она густым басом. — Из-за такого вздора вы этих занятых людей от дела оторвали! За мной, старухой, сторожа прислали — хоть бы записку ему дали для меня… Я шла сюда — люди смотрели: старуху, полковницу Забелину,
— Бабушка!
Варя в тревоге бросается к Варваре Дмитриевне, быстро достает из ее ридикюля пузырек с каплями. Папа берет у нее пузырек, отсчитывает капли в стакан с водой, поит Варвару Дмитриевну. Она, бледная, совсем сникла, опустилась на стул и тяжело дышит.
— Бабушка… — плачет Варя. — Дорогая… Пойдем, я тебя домой отведу!
— Я сейчас бабушку вашу отвезу, — говорит папа. — Отвезу домой и посижу с ней, пока ей не станет лучше. Хорошо?
— Спасибо… — шепчет с усилием Варвара Дмитриевна.
Папа бережно помогает старушке встать и ведет ее к двери.
Лидин папа, поклонившись, тоже уходит.
Мы остаемся в учительской вместе с Дрыгалкой. Она подходит к окну, стоит к нам спиной — она словно забыла о нас… Но нет, не забыла! Повернув к нам голову, она коротко бросает:
— Можете идти!
Под каменным взглядом ее глаз мы гуськом уходим из учительской. Ох, отольется еще, отольется нам то унижение, которое Дрыгалка вынесла, как она думает, из-за нас, а на самом деле из-за своей собственной злобности и глупости!
Мы выходим на улицу. Там дожидается нас Карцев. Моего папы и Варвары Дмитриевны нет.
— Они уже уехали, — отвечает Лидин папа на наш немой вопрос. — Яков Ефимович увез эту милую старую даму.
Лидин папа прощается с нами и уходит.
— Девочки! — предлагает Лида. — Проводим Варю домой?
Конечно, мы принимаем это предложение с восторгом и идем по улице. Но не тут-то было! Со всех сторон бегут к нам девочки — из нашего класса и из других классов, — взволнованные, гласные; они, оказывается, дожидались нас во всех подворотнях, в подъездах домов: хотели узнать, чем кончится «суд» над нами. Они засыпают нас вопросами. Впереди всех бегут к нам Маня, Катя Кандаурова и Меля.
— Ну что? Как?
Катя всхлипывает и жалобно сморкается:
— Мы с Маней так боялись…
Во всех глазах — такая тревога, такое доброе отношение к нам! Дрыгалка прогадала и в этом: она хотела разъединить нас, четырех девочек, а на самом деле самым настоящим образом сдружила нас и друг с другом и со многими из остальных учениц нашего института.
Меля крепко прижимается ко мне.
— Меля, это ты привела своего папу?
— А то кто же?.. Я сразу за ним побежала.
Наконец мы прощаемся с толпой девочек и уходим.
Меля остается и нерешительно смотрит нам вслед.
— Меля! А ты? — окликает Лида. — Что ты стоишь, «как глупая кукла»? Идем с нами — провожать Варю!
— А мне можно? — робко спрашивает Меля.
— А почему же нет?
Меля все так же нерешительно делает несколько медленных шагов.
— Девчонки! — вдруг говорит она. — Вы мне верите? Вы не думаете, что я про вас тетке наболтала, как последняя доносчица — собачья извозчица?
— Да ну тебя! — машем мы все на нее руками. — Никто про тебя ничего плохого не думает, никто!