В Россию с любовью
Шрифт:
— Да, о мой господин!..
Вокруг нас резко стало светло, как днём. Два десятка шаров снова закружились, только теперь они кружились рядом с нами — протяни руку. И были куда большего размера.
Ночную я с неё сорвал — просто сорвал. В паре мест порвав. Получившуюся тряпочку откинул подальше. Грудки маленькие, почти что нет, тельце худенькое и девичье, но это была ОНА!!! Богиня! Женщина мечты! Я обнимал её, целовал, окончательно теряя рассудок. Шаров становилось всё больше, больше! Они всё увеличивались и увеличивались в размерах. Я не
И свалился с кровати, на краю которой в тот момент оказался. Так получилось.
Магия исчезла.
Шары погасли.
Желание ушло. И всё это в один момент, как по взмаху волшебной палочки
Нет, стояк остался, но я теперь мог себя контролировать, и ТЕПЕРЬ меня воротило от одной мысли, что чуть не натворил. Это ж Маша! Аж согнулся от нахлынувшего отката буквой «зю», стараясь побороть возбуждение.
— Если ты сейчас не признаешься, что это было, и что ты сделал там в ванной, я тебя убью, — восстановив дыхание произнесла она.
— Прям убьёшь? — Я знал, когда она шутит. Так вот, сейчас она не шутила.
— Зачем мне такой брат, если у него от меня секреты? Я лучше поплачу потом. Потому, что просто разлуку с тобой не переживу. А значит смерть без вариантов.
— Лучше так, чем предательство?
— Да.
Ну что ж, сам бог велел раскрыться.
— Маш, я не предаю. Я… Просто сам не понимаю, как эта хрень работает! Хотел сначала разобраться. Но, видно, не судьба.
— Показывай! — надавила она, подскочив и сев на кровать, скрестив ноги.
Я поднялся, сел рядом и зажёг над нами шарик. Маленький-маленький, чуть больше подшипникового. Но повертел им, заставив полетать по кругу над головами.
— Всё-таки двадцать третий был твой! — довольно улыбнулась она. — «Жалкий никчёмный мужчина»?
— Если мама узнает — мне хана! Меня запрут и будут исследовать, — озвучил я свою главную фобию. — А ещё засекретят. Если в твоей комнате есть пишущее оборудование — то мне так и так хана, есть возможность перехватить запись, пока ночной караул не передал по смене данные?
— У меня в комнате приборов нет, — замотала она головой. — Я попросила Олю не ставить. И пообещала, что буду спать у тебя. Она сказала, что да, сделает. Это всё же личное пространство, а я — царевна.
— Хорошо, если так. Но Маш, ты не удивлена! — воскликнул я.
— Я чувствовала. — Она расплылась в хищной улыбке. — Подпитка, она изменилась. Теперь это не нега… Ты не как зарядная станция сейчас, а как резонатор. Ты меня усиливаешь не пассивно, а… Саш, я даже не знаю, как это объяснить! Но подумала, что это может быть оно. Просто не верила до конца — так же не бывает!
Вот оно как!
— А ещё… Получается, мы не грёбанные извращенцы, да? Это магия нас толкает?
— Мне тоже так кажется, — кисло признался я.
— Это же замечательная новость! —
Я на это лишь пожал плечами. Да, это хорошая новость. Но, получается, буду хотеть её трахнуть, а она меня, после каждого моего магиченья? Но с другой стороны, она магичит, а мне крышу не сносит? Ладно, эту мысль, пожалуй, потом будем думать, сейчас есть вещи поважнее.
— Саш, как я счастлива за тебя! — Она бросилась ко мне в объятья… И заплакала. — Спасибо, спасибо что ты вернулся!
А вот теперь время для ПОСЛЕДНЕЙ правды, последнего откровения. Ибо ну не могу я это хранить в себе сам на сам.
— Маш… — Она почувствовала напряжённость, замерла. — Маш, это не совсем так. Я твой брат Саша, но… Не совсем тот Саша, с которым ты выросла. Тот ушёл.
Да, вечер признаний не окончен. Но мне надо было это признание озвучить, ибо хватит лжи. Я больше не хочу притворяться и обманывать. Даже если придётся вернуться на тот путь, с которого сошёл сюда, на вторую попытку. Зачем мне эта вторая жизнь, если те, ради которых я это сделал, не примут?
— Я просто был рядом — шёл своим путём. У меня была своя жизнь, и она тоже закончилась. И мы с ним случайно пересеклись. Он мог вернуться — слышал вас. Не хочу тебе врать, говорю как есть, и если станешь ненавидеть… Лучше ненависть, чем обман.
— Продолжай, — всхлипнула она.
— Он отказался возвращаться. Испугался. А чтобы уменьшить вашу боль, попросил меня заменить его. Он тоже любил вас, но оказался слишком слабым для этой жизни. Не приспособленным. Саша мёртв, Маш. Он где-то рядом, возможно, смотрит на вас, на меня — справляюсь ли, но с нами его нет, и больше не будет.
Она чувствовала, что это правда, я не пытался не то, что врать, но даже иносказательно преуменьшить что-либо.
Горе. Слёзы. Много слёз. Она рыдала более часа — у меня часы с фосфором. Но, наконец, выдохлась. Тихо призналась:
— Я подозревала и это. Что-то внутри свербело, щемило. Но почему так?
— Не знаю. Может быть так воспитали — слабым. И он оказался не готов. А может что-то ещё.
— А как же ты? Кто ты?
Я пожал плечами.
— И этого тоже не знаю. Я знаю много из того, что знал в той жизни альтер-эго, но только про кого-то, про что-то. Ничего про себя вообще. Это адский ад, Маш. У меня две жизни, две памяти… В которых я ничего не помню. Если ненавидишь — скажи.
— Если он ушёл сам… При чём здесь ты?
Но в голосе неуверенность. Я снова её обнял.
— Маш, я видел вас. Как вы любите. И согласился потому, что будете страдать. Я здесь из-за вас. Тебя. Ксюши. Оли. Жени. Мамы. Прими меня. Пожалуйста. Я стану лучшим братом на свете! Но мне нужно твоё понимание… И прощение.
— Я… Прощаю… То есть за что тебя прощать? Принимаю! Я принимаю тебя, незнакомец Саша!
Так и лежали, обнявшись.
— Но маме нельзя это говорить, — выдала она. — Она не поймёт.