В сетях аферистки

— Она сирота, — растроганно сказал присяжный поверенный Колинг, питавший слабость к сиротам. Он слыл строгим, сдержанным, рассудительным адвокатом, который обычно предлагал своим клиентам покончить дело миром, считая, что судебные процессы не приносят выгоды.

Если бы даже убитый мог воскреснуть, прийти в контору мистера Колинга и сказать ему: «Я имею полное право привлечь к ответственности мистера Бинкса: он застрелил меня. Как вы думаете, стоит ли мне возбудить иск о возмещении ущерба?», — поверенный ответил бы: «Я в

этом не уверен. Ведь можно привести факт в пользу Бинкса: вы обогатились за его счет, так как, по-видимому, где-то в вашем теле застряла пуля, несомненно, являющаяся собственностью ответчика. Трудно сказать определенно, как на это посмотрит суд. Послушайтесь моего совета — уполномочьте меня на ведение переговоров о сделке».

Но когда речь заходила о сиротах, мистер Колинг становился мягким, как воск. Он получил простое и строгое воспитание. По воскресеньям родители заставляли его читать благочестивые книги о сиротах, о добросердечных шарманщиках и в особенности о набожных девочках, ставших затем миссионерами в Африке и умерших там на руках крещеных туземцев.

— Сирота… — повторил поверенный, громко вздыхая.

— Она осиротела уже десять лет назад, — цинично возразил Вильям Кэткарт.

Мистер Колинг был маленький и лысый. Он любил поспать после обеда. Мистер Кэткарт, наоборот, был высокий, имел пышную шевелюру и не любил спать днем. И ненавидел сирот: из-за них всегда происходили споры о родителях, тяжбы о пунктах завещаний, и что хуже всего — переписка с опекунским судом. Кэткарт с удовольствием отгородился бы от них колючей проволокой.

— Такой странной сиротки я никогда не видел, — настаивал он. — По закону она еще считается ребенком, но имеет уже текущий банковский счет в сто тысяч фунтов. Поверьте — я не пролью из-за нее ни слезинки.

— Но все же она сирота! — Колинг вытер глаза. Он старался смягчить черствое сердце партнера. — Миссис Тедзерби подарила ей деньги еще при жизни… Тут нет ничего особенного. Если бы я подарил бедняжке шиллинг, фунт или даже тысячу фунтов, в этом не было бы ничего противозаконного или странного.

— Смотря при каких обстоятельствах.

— Миссис Тедзерби была чрезвычайно ленива. И хотя тетки обычно мало симпатизируют племянницам, она любила Диану. Это видно из ее завещания. Она оставила ей все…

— Но так и нечего было оставлять, — перебил его довольный этим обстоятельством Кэткарт.

— Вы смертельно ненавидите сирот! Там ничего не осталось из-за того, что она уже давно сделала Диану хозяйкой всего состояния, потому что не хотела обременять себя заботами… Тетка очень ее любила.

— Но миссис Тедзерби не должна была так воспитывать Диану. Еще в шестнадцать у девушки был страстный роман с каким-то студентом…

— Студентом-теологом! — защищался поверенный. — Не забудьте этого, Кэткарт! Когда девушка дарит свое сердце будущему священнику, дело выступает совсем в ином свете. Вот если бы это был медик…

— Тем хуже для теолога!

— Но в конце концов миссис Тедзерби из-за этого обратилась к нам, — с упреком заметил Колинг. — Она пришла сюда за советом.

— Попросту хотела узнать, какое наказание

получила бы, если б выследила и убила проклятого мистера Демпси. Ведь она говорила, что натравливала на него собак…

— Демпси умер, — хрипло сказал Колинг, — еще восемь месяцев назад, после смерти достопочтенной миссис Тедзерби, я говорил о нем с Дианой. Спросил, затянулась ли ее душевная рана? Девочка ответила, что и не думает о нем.

— Бессердечная чертовка!

— Она ребенок, а в молодости такое быстро забывается…

В дверях появился письмоводитель.

— Мисс Диана Форд, — доложил он.

Владельцы нотариальной конторы Колинг и Кэткарт переглянулись.

— Просите!

— Вильям, будьте с ней повежливее, — попросил Колинг.

— Но будет ли она вежлива со мной? — Кэткарт беспокойно заерзал на стуле. — Бьюсь об заклад, она не слишком вежливая особа.

В дверях показалась красивая девушка. Щеки ее напоминали персики, и казалось, она внесла с собой аромат цветущих полей. Речь напоминала журчанье ручья среди лиственниц. Такова была Диана Форд.

Во время войны мистер Кэткарт служил в интендантстве армии, где приобрел своеобразный способ мышления. Он так определил для себя посетительницу:

Девушка. Стройна. Средний рост — одна штука.

Глаза: темно-синие, большие, более или менее невинные — две штуки.

Рот: красный, очень большой — одна штука.

Нос: прямой, правильный — одна штука.

Волосы: светло-золотистые. Целый комплект.

По такому описанию трудно было бы узнать Диану, как невозможно узнать человека по приметам, обозначенным в паспорте. В общем мистер Кэткарт констатировал, что девушка свежа и хороша собой.

Она импульсивно бросилась к Колингу и поцеловала его. Кэткарт невольно закрыл глаза, чтобы не видеть улыбки удовольствия на лице получившего предпочтение компаньона.

— С добрым утром, милый дядя! Здравствуйте, дядя Кэткарт!

— Здрасьте, — буркнул тот враждебно.

— Здрасьте, здрасьте!.. — передразнила она его. — Я пришла в таком прекрасном настроении и была так любезна с вами, что назвала дядей, а вы все равно сердитесь, — с упреком сказала девушка.

— Ладно, пусть будет «дядя», — пробормотал новоиспеченный родственник. — Было бы лучше, мисс Форд, если бы наша беседа протекала более официально.

— Слушаюсь, господин шеф, мистер Вильям Кэткарт, — Диана положила на стол шляпу. — Ах, дядя Колинг, я здесь больна! Я еду домой! Больше не могу жить в Австралии. Мне все надоело: город, люди, образ жизни… Умираю от скуки… Я еду домой!

— Домой?! — воскликнул пораженный поверенный. — Но, милая девочка, не хотите ли вы сказать, что отправляетесь обратно в Англию?

— Конечно! Мне очень хочется поехать туда! Я навещу своего кузена Гордона Сэльсбери.

— Он, должно быть, уже пожилой человек?

— Не знаю, — она равнодушно пожала плечами.

— Но он женат?

— Наверное. Он очень милый, а все милые люди женаты… о присутствующих, конечно, речь не идет.

Колинг был холостяком и мог от души посмеяться над шуткой. Кэткарт, женатый господин, кисло улыбнулся.